Подмастерье из Архива
Название: Тоска
Переводчик: Подмастерье из Архива
Бета: fandom Asian historical dorama 2019
Оригинал: ancient_moonshine, Yearn, разрешение на перевод запрошено
Размер: мини, 2796 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи:
Категория: слэш
Жанр: ангст, романс, юст
Рейтинг: R – NC-21
Краткое содержание: две любви без взаимности и телесная близость товарищей по несчастью.
Примечание: постканон!АУ
Читать и скачивать: на АО3
Переводчик: Подмастерье из Архива
Бета: fandom Asian historical dorama 2019
Оригинал: ancient_moonshine, Yearn, разрешение на перевод запрошено
Размер: мини, 2796 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи:
Линь Чэнь
/Ле Чжаньин
, Сяо Цзинъянь
/Мэй Чансу
(фоном), UST Ле ЧжаньинКатегория: слэш
Жанр: ангст, романс, юст
Рейтинг: R – NC-21
Краткое содержание: две любви без взаимности и телесная близость товарищей по несчастью.
Примечание: постканон!АУ
Читать и скачивать: на АО3
***
Именно Линь Чэнь первым его раскрыл. Чжаньина это не удивило: логично, что Молодой Хозяин Ланъя умел наблюдать не хуже своих шпионов, и ему хватило одного-единственного взгляда, чтобы все понять.
Это случилось в день триумфального возвращения генерала Мэна с северной границы. Наследный принц уже несколько месяцев ждал новостей, и с каждым письмом его лицо делалось все более озабоченным. Никакие новости об уверенном пути лянских войск от победы к победе не заставляли разгладиться его нахмуренный лоб, и Чжаньин знал, отчего.
(В конце концов, он же видел, как эти двое прощались на стене).
Когда новости о возвращении армии достигли Цзиньлина, наследный принц распустил двор, которым ныне управлял хоть и не по имени, но по сути, и устроился в ожидании на дворцовой стене. К нему присоединилась и супруга Цзин. Ее бледная рука лежала на его ладони, и трудно было сказать, кто из них двоих кого сейчас поддерживает.
А затем ворота распахнулись, и наследный принц, презрев столетия традиций и должный протокол, выбежал из дворца, остановившись лишь на мгновение перед тем, как взлететь в седло (Чжаньин уже держал лошадь наготове). Сам Чжаньин вместе с остальной охраной едва поспевал за ним и был настолько встревожен той скоростью, на которой принц гнал бедную животину с риском сломать шею, что думать об убийцах и случайных стрелах ему просто времени не оставалось.
Наследный принц не притормозил даже тогда, когда достиг головы колонны, в которую растянулась Северная армия, но вихрем слетел с лошади, бросившись к крытому паланкину, вровень с которым ехал командующий Мэн. И Чжаньин видел, как принц раздернул занавеси паланкина, едва не сорвав их, и каким нежным, невыносимо нежным движением он подхватил на руки хрупкого, бледного мужчину, лицо которого почти сравнялось цветом с его белыми одеждами.
Генерал Мэн быстро задернул занавеси, но Чжаньин успел увидеть, как принц спрятал лицо на плече Мэй Чансу, весь дрожа, и как тот проговорил что-то бледными губами и попытался притянуть его к себе истончившейся, костлявой рукой. Ле Чжаньин был настолько поглощен этим зрелищем, что едва заметил, как командующий Мэн воздел руку с мечом, и едва услышал радостный клич, вырвавшийся из груди тысяч солдат и подхваченный толпой, собравшейся, чтобы стать свидетелями их победного возвращения.
Чжаньин позволил этому восторженному шуму омыть себя и отвернулся. И тогда увидел его. Молодой Хозяин Архива Ланъя был облачен в алую броню войска Лян без знаков различия, а не в те белые одежды, в которых Чжаньин привык его видеть. Он оглядел Чжаньина с головы до ног, и тот не отвел глаз. До тех самых пор, пока Линь Чэнь снова не перевел взгляд на паланкин, который носильщики подняли и понесли по направлению ко дворцу.
***
Мэй Чансу отнесли во дворец Чжаожэнь, его лекарь и юный телохранитель последовали за ним. Под взглядом наследного принца гомонящие евнухи немедля смолкли. Принц Цзин провел ночь у ложа Мэй Чансу, ухаживая за ним вместе со своей матерью и Молодым хозяином Архива. Евнухи заламывали руки, ужасаясь, что его высочество решил допустить простолюдинов во Внутренний дворец, однако жаловаться не смели. Чжаньин же просто назначил в оцепление самых доверенных из своих людей и без единого слова хранил бдительность сам, не желая допустить ни единого промаха в деле защиты своего принца.
В первую ночь наследный принц практически не сомкнул глаз. Он держал Мэй Чансу за руку, целовал тыльную сторону его ладони, гладил по лбу, когда тот хмурился или выказывал напряжение, сплетал с ним пальцы, когда Мэй Чансу кричал или пытался что-то невидимое ухватить в воздухе. Только на следующее утро принц предстал перед двором, быстро отпустил министров и тут же вернулся к постели Мэй Чансу. Повсюду народ и знать равно славили наследного принца за выбор командующего, которому Небеса улыбнулись и даровали Великой Лян победу. Тем временем принц Цзин оставался глух ко всему, кроме выздоровления Мэй Чансу.
Чжаньин наблюдал за всем как обычно – на отдалении, точно безмолвная тень наследного принца. Он успокаивал яростные возражения евнухов против того, чтобы простолюдины переступали порог дворца Чжаожэнь, и тщательно отбирал в охрану наследного принца самых надежных солдат. Молодой Хозяин Ланъя вряд ли являлся угрозой для обитателей дворца, но Ле Чжаньин всегда был крайне осмотрительной тенью и именно благодаря этому не раз спасал принцу жизнь на поле битвы. Он наблюдал и приглядывал, как делал это много лет подряд – с тех самых пор, как был юным новобранцем и глядел на тогда-еще-просто-принца Цзина и его лучшего друга: блестящих, ослепительных, тех, которыми ничтожный вроде него мог только восхищаться.
(Тогда Ле Чжаньин думал, что ему будет достаточно просто служить им и отдавать тот неяркий свет, которым обладает сам. Но чем дальше, тем больше он горел в этом сиянии и тем жаднее до него становился).
– Можешь поспать, Цзинъянь, – произнесла супруга Цзин своим спокойным негромким голосом.
Наследный принц уже шестую ночь подряд сидел у кровати Мэй Чансу, держа его за руку. Телохранитель Мэй Чансу устроился рядом, скрестив ноги, прижавшись головой к его плечу, и наследный принц одной рукой поглаживал мальчика по волосам. Когда Мэй Чансу пошевелился, принц Цзин, не моргнув глазом, наклонился, мягко коснулся губами нахмуренного лба и не выпрямлялся, пока морщинка не исчезла.
***
Все внимание наследного принца поглотил Мэй Чансу и его выздоровление – и он взялся за это занятие так же ретиво, как за управление империей. Чжаньин видел, что под глазами у принца залегли черные тени, что его платья сидели на нем все просторнее. В те несколько раз, когда Чжаньин видел наследного принца спящим, тот лежал вместе с Мэй Чансу, обхватив его руками, прижавшись грудью к его спине и храня его в своих объятиях.
– Тебе нужно больше отдыха, Цзинъянь, – твердым голосом настаивала супруга Цзин. Наследный принц был образцом послушного сына, но Чжаньин видел, что тот вот-вот ответит отказом.
На своем смог настоять Молодой Хозяин Архива.
– Вы скверно отплатите Чансу за его усилия, если свалитесь и умрете от истощения прежде, чем он очнется, – произнес он легко, не обращая внимание на лопочущего рядом евнуха.
– Ну что ж. Я уверен, присутствующий здесь генерал Ле приведет нас в чувство, если мы упадем в обморок от усталости.
Чжаньин чуть не поперхнулся. Темные глаза мастера Линя блеснули, яркие и свирепые, еще мгновение удерживая взгляд Чжаньина.
***
И наконец – наконец-то! – Мэй Чансу пришел в себя.
Именно генерал Мэн принес эту новость во дворец Яньюй, запыхавшись и весь сияя. Едва наследный принц ее услышал, то вскочил и помчался, едва не сбив с ног министров Шэнь Чжуя и Цай Цюаня – они все же ухитрились быстро убраться с его пути. Чжаньин побежал вслед за ним.
Когда наследный принц ворвался в покои Мэй Чансу, тот сидел, а Фэйлю уткнулся головой ему в плечо и шумно всхлипывал. Лицо Мэй Чансу было бледным, глаза сияли. Он протянул руку навстречу принцу, словно не мог поверить, что тот здесь, все прежнее притворство с соблюдением дистанции было забыто, и сердце Чжаньина сжалось в груди, когда он увидел, каким сделалось лицо наследного принца. Нежность, не предназначенная для посторонних глаз.
Принц Цзин взял дрожащую руку Мэй Чансу в свою, и это было последнее, что увидел Ле Чжаньин, прежде чем затворить двери и оставить этих троих вместе и без посторонних. Ему требовалось немного времени, чтобы овладеть собой; тоска пылала в его груди, точно выжженное клеймо. И, подняв глаза, он уперся взглядом прямо в сверкающие черные глаза мастера Линя, пристально его разглядывающего.
Той ночью Линь Чэнь пришел к нему. Никем не замеченным прокрался в комнаты его усадьбы. Чжаньин швырнул незваного гостя к стене своей спальни с такой силой, что чуть голову ему не разбил. Но мастер Линь всего лишь улыбнулся в ответ, сверкая белоснежной голодной улыбкой, и не произнес ни слова, дергая его вниз и впиваясь в губы ненасытным поцелуем.
От его белых одежд исходил горький запах лекарства Мэй Чансу, но тело под ними было твердым и гибким. Чжаньин поцеловал его в ответ, представляя при этом, как такой же запах исходит и от кожи принца Цзина. Как принц ласкает взглядом Мэй Чансу. Нет, Линь Шу. Всегда, когда глядит на него. Глаза Линь Чэня вспыхнули, когда он потянулся и накрыл ладонью набухающую плоть Чжаньина. Интересно, видит ли он сейчас Линь Шу на его месте?
Соитие было быстрым и жестким, они даже раздеться до конца не успели. Линь Чэнь выпрямился, пришпилил Чжаньина к стене, держа за запястья, и Чжаньин позволил себя взять. Он тяжело дышал, пока Линь Чэнь его растягивал, нанеся на пальцы масло из бутылочки, которую принес в рукаве, а затем вошел одним резким толчком. Чжаньину не потребовалось много времени, чтобы достичь пика, и Линь Чэнь хрипло выдохнул ему в ухо, кончая сам. Они молчали, лишь шумное дыхание слышалось в тишине ночи.
Через несколько мгновений Линь Чэнь вышел из него, и Чжаньин поморщился от похожего на ожог ощущения. Его голова теперь очистилась, зато ноги дрожали от усталости. Возникла неловкая мысль: может, он должен предложить мастеру Линю выпить, вина или чая, просто из вежливости? Но тот всего лишь подмигнул, и игривая усмешка вновь искривила его губы. Линь Чэнь сам протянул Чжаньину бутылочку – еще одну, не ту, что с маслом.
– Снимает неприятные ощущения, – и он снова подмигнул.
Чжаньин смотрел на него в упор, слишком вымотанный, чтобы испытывать какое-то смущение. Линь Чэнь оправил одежды, запрыгнул на крышу и исчез – растворился белой фигурой в темноте.
***
После этого они совокуплялись регулярно. Чжаньин привык к белой тени, проскальзывающей в его дом подобно призраку. Он привык к аромату горьких трав на теплой коже. Принц Цзин проводил все свое свободное время с Мэй Чансу, и Чжаньин старался не думать, какие улыбки принц дарит тому наедине.
Линь Чэнь не спрашивал, отчего Чжаньин порой утыкается лицом ему в шею и глубоко вздыхает. Чжаньин не спрашивал, почему Линь Чэнь закрывает глаза, кончая и целуя его при том. Их тела двигались в такт, разумы блуждали где-то, а сердца принадлежали другим.
Как-то раз, кончая, Линь Чэнь выкрикнул имя, и это было не имя Чжаньина. Чжаньин держал его в объятиях – обмякшего, иссякшего, – обняв ладонью за затылок, пока Линь Чэнь вздыхал коротко и резко, и больше это походило на беззвучные рыдания.
На следующее утро Линь Чэнь хлопотал над Мэй Чансу точно курица-наседка. Чжаньин стоял рядом с ними в карауле – так приказал принц Цзин. Он слышал едкие поддразнивания Линь Чэня, видел, как тот чуть ли не порхает над крышами дворца Чжаожэнь в погоне за Фэйлю… Мэй Чансу наблюдал за ними двумя со спокойной улыбкой – а потом перевел взгляд на Чжаньина.
Чжаньин уставился на него в ответ, слишком изумленный, чтобы подумать о вежливости. Мэй Чансу отвел взгляд, но не раньше, чем Чжаньин успел разглядеть в его глазах понимание. И сожаление.
***
Один раз Чжаньин все же задал Линь Чэню вопрос.
– Ты ведь никогда ему не рассказывал, верно?
Они лежали в постели, утомленные. Линь Чэнь невидяще смотрел в потолок, а Чжаньин – на него.
– Что рассказывал? – переспросил тот. Это были первые сказанные им друг другу слова с той минуты, как Линь Чэнь ворвался в дом и прижал Чжаньина к стене, отчаянно целуя и оставляя синяки от крепкой хватки пальцев.
Чжаньин знал тому причину. Принц Цзин проводил этот вечер с Мэй Чансу.
(Сегодня генерал Мэн предложил подменить Ле Чжаньина – и это было единственной причиной, отчего он сейчас оказался дома, а не стоял в карауле во дворце Чжаожэнь, отчаянно пытаясь обуздать ревность, сжигающую ему нутро при мысли, как Мэй Чансу касается принца Цзина, как принц глушит стоны, вжимаясь в него губами – так, как мечтал себе Чжаньин...
Он успел заметить короткий сочувственный взгляд на лице генерала Мэна, но испытывал при том настолько жалкое чувство благодарности к главнокомандующему, что это ему уже было не важно.
Интересно, сколько Мэй Чансу тому рассказал?)
– О твоих чувствах. – Больше десяти лет бок о бок с принцем Цзином научили Чжаньина, что порой лучше забыть про вежливость ради правды.
Линь Чэнь фыркнул, отвел взгляд от того, что разглядывал на потолке, и посмотрел Чжаньину прямо в глаза.
– И ты еще зовешься ближайшим помощником Цзинъяня?
Чжаньин напрягся, одновременно от открытой наглости Линь Чэня и собственной глупости, но в голосе Молодого хозяина Архива не слышалось злости. Скорее, он забавлялся, и сильнее, чем всегда. Ухмылка исказила его губы, когда он перекинул ногу через бедра Чжаньина, оседлав. Чжаньин тяжело задышал, когда тот забрал его плоть в кулак. «Он пытается отвлечь меня», – подумал он, и нет, этому нельзя было дать сработать.
– Ты когда-нибудь говорил ему? – повторил Чжаньин свой вопрос. Линь Чэнь напрягся, однако руки не убрал. Он принялся ритмично двигать кулаком, и было легче легкого потеряться сейчас в безмолвном вихре ощущений, но Чжаньин не намеревался проигрывать эту битву. Он удержал взгляд Линь Чэня, и на этот раз тот отвел глаза первым.
– Нет, никогда, – отрезал тот. – Разумеется, это означает, что он все знает.
Он перехватил член Чжаньина у самого корня, сжав, и тот чуть не выругался, когда Линь Чэнь поднялся над ним, распластав навзничь на кровати.
– Почему? – выдохнул он и замолк. Его плоть уже окрепла в руке Линь Чэня, не было ничего проще – упустить момент для разговора, погрузиться в ощущения вместе. Но он слишком хорошо знал то выражение, которое легло сейчас на лицо Линь Чэня.
Глаза у того вспыхнули.
– Ты вправду считаешь, что я стал бы обременять бы Чансу своими чувствами, прекрасно зная, что они не взаимны?
Он метнулся вперед и вниз, и Чжаньин вскрикнул, когда зубы царапнули его по уху, прищемили кожу на шее.
– Мне еще не хватало добавить тяжесть на его плечи! И без того было непросто сохранять ему жизнь.
Линь Чэнь выпрямился, по-прежнему сжимая ладонью янский столб Чжаньина, и, заставив его хрипло выдохнуть, насадился. И тут же зашипел сквозь зубы, когда его, все еще открытого после прошлого раза, заполнила твердая плоть. Чжаньин сдержал порыв резко толкнуться бедрами вверх. Линь Чэнь поглядел на него с нежностью, убирая со лба Чжаньина прядь волос. Глаза у него сделались совсем темные, мутные от тяжести желания. В груди у Чжаньина что-то заныло от сочувствия.
Он подался вверх, положил обе руки Линь Чэню на бедра и мягко погладил выступающие кости. Линь Чэнь вздохнул, закрыл глаза, и Чжаньин принялся ритмично вталкиваться в него.
«Есть вещи важнее, чем мое сердце». Линь Чэнь сказал это Чжаньину перед тем, как склониться к нему и приникнуть в поцелуе. Больше за этот вечер оба не произнесли ничего.
После еще долго Чжаньин вертел сказанное Линь Чэнем в голове, снова и снова.
Мэй Чансу наконец-то достаточно окреп для прогулок вместе с принцем Цзином в садах дворца Чжаожэнь. Линь Чэнь заметил между делом, что сперва императору, похоже, куда больше хотелось провозгласить Мэй Чансу «вечную память», но супруга Цзин тонко и искусно его переубедила. А может, за его спокойствие и умиротворенное состояние следовало благодарить ее снадобья. Неважно. Чжаньин с чувством вины понял, что до судьбы императора ему самому больше дела нет. Принц Цзин – и Линь Шу – и так уже настрадались от рук этого человека.
Ле Чжаньин молча нес свой караул, когда увидел, как принц Цзин рассмеялся в ответ на какие-то слова Линь Шу, жмурясь от смеха и сияя – и таким полным радости Чжаньин его не видел все тринадцать лет. Линь Шу тоже улыбался. Дворец, может, и самое опасное место во всей Великой Лян, но когда принц Цзин держал Линь Шу в объятиях, тот прижимался к нему всем телом, доверчиво и открыто. А принц Цзин вцепился в него так крепко, как держится за свой плот утопающий в бушующем море. И глядя на них, Чжаньин дал себе безмолвное обещание.
Он поглядел на белый силуэт на крыше: Линь Чэнь устроился там, вольно свесив руку с колена. Рядом с ним сидел Фэйлю, болтал ногой и чистил хурму. На лице Линь Чэня была улыбка. А в глазах – именно то выражение, что Ле Чжаньин у него видел в самый первый раз. Он глядел мимо Чжаньина. Он смотрел на Линь Шу.
«Есть вещи важнее, чем мое сердце». Чжаньин отвел взгляд от Линь Чэня и продолжил бдительно следить за принцем Цзином. Которого он защищал, ныне и прежде. И всегда будет.
Именно Линь Чэнь первым его раскрыл. Чжаньина это не удивило: логично, что Молодой Хозяин Ланъя умел наблюдать не хуже своих шпионов, и ему хватило одного-единственного взгляда, чтобы все понять.
Это случилось в день триумфального возвращения генерала Мэна с северной границы. Наследный принц уже несколько месяцев ждал новостей, и с каждым письмом его лицо делалось все более озабоченным. Никакие новости об уверенном пути лянских войск от победы к победе не заставляли разгладиться его нахмуренный лоб, и Чжаньин знал, отчего.
(В конце концов, он же видел, как эти двое прощались на стене).
Когда новости о возвращении армии достигли Цзиньлина, наследный принц распустил двор, которым ныне управлял хоть и не по имени, но по сути, и устроился в ожидании на дворцовой стене. К нему присоединилась и супруга Цзин. Ее бледная рука лежала на его ладони, и трудно было сказать, кто из них двоих кого сейчас поддерживает.
А затем ворота распахнулись, и наследный принц, презрев столетия традиций и должный протокол, выбежал из дворца, остановившись лишь на мгновение перед тем, как взлететь в седло (Чжаньин уже держал лошадь наготове). Сам Чжаньин вместе с остальной охраной едва поспевал за ним и был настолько встревожен той скоростью, на которой принц гнал бедную животину с риском сломать шею, что думать об убийцах и случайных стрелах ему просто времени не оставалось.
Наследный принц не притормозил даже тогда, когда достиг головы колонны, в которую растянулась Северная армия, но вихрем слетел с лошади, бросившись к крытому паланкину, вровень с которым ехал командующий Мэн. И Чжаньин видел, как принц раздернул занавеси паланкина, едва не сорвав их, и каким нежным, невыносимо нежным движением он подхватил на руки хрупкого, бледного мужчину, лицо которого почти сравнялось цветом с его белыми одеждами.
Генерал Мэн быстро задернул занавеси, но Чжаньин успел увидеть, как принц спрятал лицо на плече Мэй Чансу, весь дрожа, и как тот проговорил что-то бледными губами и попытался притянуть его к себе истончившейся, костлявой рукой. Ле Чжаньин был настолько поглощен этим зрелищем, что едва заметил, как командующий Мэн воздел руку с мечом, и едва услышал радостный клич, вырвавшийся из груди тысяч солдат и подхваченный толпой, собравшейся, чтобы стать свидетелями их победного возвращения.
Чжаньин позволил этому восторженному шуму омыть себя и отвернулся. И тогда увидел его. Молодой Хозяин Архива Ланъя был облачен в алую броню войска Лян без знаков различия, а не в те белые одежды, в которых Чжаньин привык его видеть. Он оглядел Чжаньина с головы до ног, и тот не отвел глаз. До тех самых пор, пока Линь Чэнь снова не перевел взгляд на паланкин, который носильщики подняли и понесли по направлению ко дворцу.
***
Мэй Чансу отнесли во дворец Чжаожэнь, его лекарь и юный телохранитель последовали за ним. Под взглядом наследного принца гомонящие евнухи немедля смолкли. Принц Цзин провел ночь у ложа Мэй Чансу, ухаживая за ним вместе со своей матерью и Молодым хозяином Архива. Евнухи заламывали руки, ужасаясь, что его высочество решил допустить простолюдинов во Внутренний дворец, однако жаловаться не смели. Чжаньин же просто назначил в оцепление самых доверенных из своих людей и без единого слова хранил бдительность сам, не желая допустить ни единого промаха в деле защиты своего принца.
В первую ночь наследный принц практически не сомкнул глаз. Он держал Мэй Чансу за руку, целовал тыльную сторону его ладони, гладил по лбу, когда тот хмурился или выказывал напряжение, сплетал с ним пальцы, когда Мэй Чансу кричал или пытался что-то невидимое ухватить в воздухе. Только на следующее утро принц предстал перед двором, быстро отпустил министров и тут же вернулся к постели Мэй Чансу. Повсюду народ и знать равно славили наследного принца за выбор командующего, которому Небеса улыбнулись и даровали Великой Лян победу. Тем временем принц Цзин оставался глух ко всему, кроме выздоровления Мэй Чансу.
Чжаньин наблюдал за всем как обычно – на отдалении, точно безмолвная тень наследного принца. Он успокаивал яростные возражения евнухов против того, чтобы простолюдины переступали порог дворца Чжаожэнь, и тщательно отбирал в охрану наследного принца самых надежных солдат. Молодой Хозяин Ланъя вряд ли являлся угрозой для обитателей дворца, но Ле Чжаньин всегда был крайне осмотрительной тенью и именно благодаря этому не раз спасал принцу жизнь на поле битвы. Он наблюдал и приглядывал, как делал это много лет подряд – с тех самых пор, как был юным новобранцем и глядел на тогда-еще-просто-принца Цзина и его лучшего друга: блестящих, ослепительных, тех, которыми ничтожный вроде него мог только восхищаться.
(Тогда Ле Чжаньин думал, что ему будет достаточно просто служить им и отдавать тот неяркий свет, которым обладает сам. Но чем дальше, тем больше он горел в этом сиянии и тем жаднее до него становился).
– Можешь поспать, Цзинъянь, – произнесла супруга Цзин своим спокойным негромким голосом.
Наследный принц уже шестую ночь подряд сидел у кровати Мэй Чансу, держа его за руку. Телохранитель Мэй Чансу устроился рядом, скрестив ноги, прижавшись головой к его плечу, и наследный принц одной рукой поглаживал мальчика по волосам. Когда Мэй Чансу пошевелился, принц Цзин, не моргнув глазом, наклонился, мягко коснулся губами нахмуренного лба и не выпрямлялся, пока морщинка не исчезла.
***
Все внимание наследного принца поглотил Мэй Чансу и его выздоровление – и он взялся за это занятие так же ретиво, как за управление империей. Чжаньин видел, что под глазами у принца залегли черные тени, что его платья сидели на нем все просторнее. В те несколько раз, когда Чжаньин видел наследного принца спящим, тот лежал вместе с Мэй Чансу, обхватив его руками, прижавшись грудью к его спине и храня его в своих объятиях.
– Тебе нужно больше отдыха, Цзинъянь, – твердым голосом настаивала супруга Цзин. Наследный принц был образцом послушного сына, но Чжаньин видел, что тот вот-вот ответит отказом.
На своем смог настоять Молодой Хозяин Архива.
– Вы скверно отплатите Чансу за его усилия, если свалитесь и умрете от истощения прежде, чем он очнется, – произнес он легко, не обращая внимание на лопочущего рядом евнуха.
– Ну что ж. Я уверен, присутствующий здесь генерал Ле приведет нас в чувство, если мы упадем в обморок от усталости.
Чжаньин чуть не поперхнулся. Темные глаза мастера Линя блеснули, яркие и свирепые, еще мгновение удерживая взгляд Чжаньина.
***
И наконец – наконец-то! – Мэй Чансу пришел в себя.
Именно генерал Мэн принес эту новость во дворец Яньюй, запыхавшись и весь сияя. Едва наследный принц ее услышал, то вскочил и помчался, едва не сбив с ног министров Шэнь Чжуя и Цай Цюаня – они все же ухитрились быстро убраться с его пути. Чжаньин побежал вслед за ним.
Когда наследный принц ворвался в покои Мэй Чансу, тот сидел, а Фэйлю уткнулся головой ему в плечо и шумно всхлипывал. Лицо Мэй Чансу было бледным, глаза сияли. Он протянул руку навстречу принцу, словно не мог поверить, что тот здесь, все прежнее притворство с соблюдением дистанции было забыто, и сердце Чжаньина сжалось в груди, когда он увидел, каким сделалось лицо наследного принца. Нежность, не предназначенная для посторонних глаз.
Принц Цзин взял дрожащую руку Мэй Чансу в свою, и это было последнее, что увидел Ле Чжаньин, прежде чем затворить двери и оставить этих троих вместе и без посторонних. Ему требовалось немного времени, чтобы овладеть собой; тоска пылала в его груди, точно выжженное клеймо. И, подняв глаза, он уперся взглядом прямо в сверкающие черные глаза мастера Линя, пристально его разглядывающего.
Той ночью Линь Чэнь пришел к нему. Никем не замеченным прокрался в комнаты его усадьбы. Чжаньин швырнул незваного гостя к стене своей спальни с такой силой, что чуть голову ему не разбил. Но мастер Линь всего лишь улыбнулся в ответ, сверкая белоснежной голодной улыбкой, и не произнес ни слова, дергая его вниз и впиваясь в губы ненасытным поцелуем.
От его белых одежд исходил горький запах лекарства Мэй Чансу, но тело под ними было твердым и гибким. Чжаньин поцеловал его в ответ, представляя при этом, как такой же запах исходит и от кожи принца Цзина. Как принц ласкает взглядом Мэй Чансу. Нет, Линь Шу. Всегда, когда глядит на него. Глаза Линь Чэня вспыхнули, когда он потянулся и накрыл ладонью набухающую плоть Чжаньина. Интересно, видит ли он сейчас Линь Шу на его месте?
Соитие было быстрым и жестким, они даже раздеться до конца не успели. Линь Чэнь выпрямился, пришпилил Чжаньина к стене, держа за запястья, и Чжаньин позволил себя взять. Он тяжело дышал, пока Линь Чэнь его растягивал, нанеся на пальцы масло из бутылочки, которую принес в рукаве, а затем вошел одним резким толчком. Чжаньину не потребовалось много времени, чтобы достичь пика, и Линь Чэнь хрипло выдохнул ему в ухо, кончая сам. Они молчали, лишь шумное дыхание слышалось в тишине ночи.
Через несколько мгновений Линь Чэнь вышел из него, и Чжаньин поморщился от похожего на ожог ощущения. Его голова теперь очистилась, зато ноги дрожали от усталости. Возникла неловкая мысль: может, он должен предложить мастеру Линю выпить, вина или чая, просто из вежливости? Но тот всего лишь подмигнул, и игривая усмешка вновь искривила его губы. Линь Чэнь сам протянул Чжаньину бутылочку – еще одну, не ту, что с маслом.
– Снимает неприятные ощущения, – и он снова подмигнул.
Чжаньин смотрел на него в упор, слишком вымотанный, чтобы испытывать какое-то смущение. Линь Чэнь оправил одежды, запрыгнул на крышу и исчез – растворился белой фигурой в темноте.
***
После этого они совокуплялись регулярно. Чжаньин привык к белой тени, проскальзывающей в его дом подобно призраку. Он привык к аромату горьких трав на теплой коже. Принц Цзин проводил все свое свободное время с Мэй Чансу, и Чжаньин старался не думать, какие улыбки принц дарит тому наедине.
Линь Чэнь не спрашивал, отчего Чжаньин порой утыкается лицом ему в шею и глубоко вздыхает. Чжаньин не спрашивал, почему Линь Чэнь закрывает глаза, кончая и целуя его при том. Их тела двигались в такт, разумы блуждали где-то, а сердца принадлежали другим.
Как-то раз, кончая, Линь Чэнь выкрикнул имя, и это было не имя Чжаньина. Чжаньин держал его в объятиях – обмякшего, иссякшего, – обняв ладонью за затылок, пока Линь Чэнь вздыхал коротко и резко, и больше это походило на беззвучные рыдания.
На следующее утро Линь Чэнь хлопотал над Мэй Чансу точно курица-наседка. Чжаньин стоял рядом с ними в карауле – так приказал принц Цзин. Он слышал едкие поддразнивания Линь Чэня, видел, как тот чуть ли не порхает над крышами дворца Чжаожэнь в погоне за Фэйлю… Мэй Чансу наблюдал за ними двумя со спокойной улыбкой – а потом перевел взгляд на Чжаньина.
Чжаньин уставился на него в ответ, слишком изумленный, чтобы подумать о вежливости. Мэй Чансу отвел взгляд, но не раньше, чем Чжаньин успел разглядеть в его глазах понимание. И сожаление.
***
Один раз Чжаньин все же задал Линь Чэню вопрос.
– Ты ведь никогда ему не рассказывал, верно?
Они лежали в постели, утомленные. Линь Чэнь невидяще смотрел в потолок, а Чжаньин – на него.
– Что рассказывал? – переспросил тот. Это были первые сказанные им друг другу слова с той минуты, как Линь Чэнь ворвался в дом и прижал Чжаньина к стене, отчаянно целуя и оставляя синяки от крепкой хватки пальцев.
Чжаньин знал тому причину. Принц Цзин проводил этот вечер с Мэй Чансу.
(Сегодня генерал Мэн предложил подменить Ле Чжаньина – и это было единственной причиной, отчего он сейчас оказался дома, а не стоял в карауле во дворце Чжаожэнь, отчаянно пытаясь обуздать ревность, сжигающую ему нутро при мысли, как Мэй Чансу касается принца Цзина, как принц глушит стоны, вжимаясь в него губами – так, как мечтал себе Чжаньин...
Он успел заметить короткий сочувственный взгляд на лице генерала Мэна, но испытывал при том настолько жалкое чувство благодарности к главнокомандующему, что это ему уже было не важно.
Интересно, сколько Мэй Чансу тому рассказал?)
– О твоих чувствах. – Больше десяти лет бок о бок с принцем Цзином научили Чжаньина, что порой лучше забыть про вежливость ради правды.
Линь Чэнь фыркнул, отвел взгляд от того, что разглядывал на потолке, и посмотрел Чжаньину прямо в глаза.
– И ты еще зовешься ближайшим помощником Цзинъяня?
Чжаньин напрягся, одновременно от открытой наглости Линь Чэня и собственной глупости, но в голосе Молодого хозяина Архива не слышалось злости. Скорее, он забавлялся, и сильнее, чем всегда. Ухмылка исказила его губы, когда он перекинул ногу через бедра Чжаньина, оседлав. Чжаньин тяжело задышал, когда тот забрал его плоть в кулак. «Он пытается отвлечь меня», – подумал он, и нет, этому нельзя было дать сработать.
– Ты когда-нибудь говорил ему? – повторил Чжаньин свой вопрос. Линь Чэнь напрягся, однако руки не убрал. Он принялся ритмично двигать кулаком, и было легче легкого потеряться сейчас в безмолвном вихре ощущений, но Чжаньин не намеревался проигрывать эту битву. Он удержал взгляд Линь Чэня, и на этот раз тот отвел глаза первым.
– Нет, никогда, – отрезал тот. – Разумеется, это означает, что он все знает.
Он перехватил член Чжаньина у самого корня, сжав, и тот чуть не выругался, когда Линь Чэнь поднялся над ним, распластав навзничь на кровати.
– Почему? – выдохнул он и замолк. Его плоть уже окрепла в руке Линь Чэня, не было ничего проще – упустить момент для разговора, погрузиться в ощущения вместе. Но он слишком хорошо знал то выражение, которое легло сейчас на лицо Линь Чэня.
Глаза у того вспыхнули.
– Ты вправду считаешь, что я стал бы обременять бы Чансу своими чувствами, прекрасно зная, что они не взаимны?
Он метнулся вперед и вниз, и Чжаньин вскрикнул, когда зубы царапнули его по уху, прищемили кожу на шее.
– Мне еще не хватало добавить тяжесть на его плечи! И без того было непросто сохранять ему жизнь.
Линь Чэнь выпрямился, по-прежнему сжимая ладонью янский столб Чжаньина, и, заставив его хрипло выдохнуть, насадился. И тут же зашипел сквозь зубы, когда его, все еще открытого после прошлого раза, заполнила твердая плоть. Чжаньин сдержал порыв резко толкнуться бедрами вверх. Линь Чэнь поглядел на него с нежностью, убирая со лба Чжаньина прядь волос. Глаза у него сделались совсем темные, мутные от тяжести желания. В груди у Чжаньина что-то заныло от сочувствия.
Он подался вверх, положил обе руки Линь Чэню на бедра и мягко погладил выступающие кости. Линь Чэнь вздохнул, закрыл глаза, и Чжаньин принялся ритмично вталкиваться в него.
«Есть вещи важнее, чем мое сердце». Линь Чэнь сказал это Чжаньину перед тем, как склониться к нему и приникнуть в поцелуе. Больше за этот вечер оба не произнесли ничего.
После еще долго Чжаньин вертел сказанное Линь Чэнем в голове, снова и снова.
Мэй Чансу наконец-то достаточно окреп для прогулок вместе с принцем Цзином в садах дворца Чжаожэнь. Линь Чэнь заметил между делом, что сперва императору, похоже, куда больше хотелось провозгласить Мэй Чансу «вечную память», но супруга Цзин тонко и искусно его переубедила. А может, за его спокойствие и умиротворенное состояние следовало благодарить ее снадобья. Неважно. Чжаньин с чувством вины понял, что до судьбы императора ему самому больше дела нет. Принц Цзин – и Линь Шу – и так уже настрадались от рук этого человека.
Ле Чжаньин молча нес свой караул, когда увидел, как принц Цзин рассмеялся в ответ на какие-то слова Линь Шу, жмурясь от смеха и сияя – и таким полным радости Чжаньин его не видел все тринадцать лет. Линь Шу тоже улыбался. Дворец, может, и самое опасное место во всей Великой Лян, но когда принц Цзин держал Линь Шу в объятиях, тот прижимался к нему всем телом, доверчиво и открыто. А принц Цзин вцепился в него так крепко, как держится за свой плот утопающий в бушующем море. И глядя на них, Чжаньин дал себе безмолвное обещание.
Он поглядел на белый силуэт на крыше: Линь Чэнь устроился там, вольно свесив руку с колена. Рядом с ним сидел Фэйлю, болтал ногой и чистил хурму. На лице Линь Чэня была улыбка. А в глазах – именно то выражение, что Ле Чжаньин у него видел в самый первый раз. Он глядел мимо Чжаньина. Он смотрел на Линь Шу.
«Есть вещи важнее, чем мое сердце». Чжаньин отвел взгляд от Линь Чэня и продолжил бдительно следить за принцем Цзином. Которого он защищал, ныне и прежде. И всегда будет.
@темы: слэш, ФБ, Мэй Чансу (Линь Шу), Сяо Цзинъянь, Линь Чэнь, Ле Чжаньин
(Жаль, что только после его выкладки родилось прекрасное "ёж твою мышь!"...)
