Название: Практика
Канон:
Переводчик: fandom Asian historical dorama 2019
Бета: fandom Asian historical dorama 2019
Оригинал: emilyenrose, Good Practice, разрешение на перевод запрошено
Размер: мини, 1699 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи:
Линь Шу/ СяоЦзиньянь
, Му Нихуан
Категория: слэш
Жанр: юмор, романс
Рейтинг: PG
Краткое содержание: сяо Шу поцеловал Цзинъяня без всякого предупреждения
Читать и скачивать: на АОЗ
Для голосования: #. fandom Asian historical dorama 2019 - "Практика"
*
Сяо Шу поцеловал Цзинъяня без всякого предупреждения. Был самый обычный вечер, они сидели у Цзинъяня дома, их оживленная беседа сама по себе закончилась и перетекла в дружеское молчание. Цзинъянь даже не обратил внимания, что сяо Шу положил руку ему на плечо – для сяо Шу это была вещь самая обычная, он постоянно так делал.
А вот то, что губы сяо Шу внезапно прижались к его губам, он очень даже заметил – потому что такого у них в обычае не было. Долгое мгновение Цзинъянь был просто слишком изумлен, чтобы почувствовать что-то, кроме «о-о!». Он едва не произнес это, но все-таки слово сорвалось с его губ всего лишь беззвучным выдохом.
О-о.
– Отлично вышло, – заметил сяо Шу тихим и довольным голосом, отстраняясь. – Повторим?
Разум Цзинъяня наконец-то оттаял.
– Что ты хочешь сказать этим «повторим»? Я вообще ничего не делал. Только ты.
– Ладно, теперь твоя очередь, – согласился сяо Шу. – Я жду.
Он уселся в пределах досягаемости, скрестив ноги и полузакрыв глаза. Выждал мгновение, открыл их и посмотрел на Цзинъяня:
– Ну?
– Ты не можешь просто так… – начал Цзинъянь, понял, что сяо Шу как раз все может, и спросил вместо этого: – Почему?
– Мне казалось, я тебе объяснил, – ответил сяо Шу.
– Разве что мысленно, – рявкнул Цзинъянь и покраснел.
А сяо Шу, похоже, забавлялся. Большинство людей – например, подчиненные Цзинъяню офицеры, – испытывали беспокойство и мгновенно повиновались, едва принц на них рявкал. А брат Ци смотрел печально и неодобрительно, когда слышал, что Цзинъянь разговаривает в подобном тоне. И только сяо Шу над этим просто хихикал. В последнее время, заметив, что его смех Цзинъяня раздражает, он пытался скрыть, насколько забавными считает вспышки его норова, – что раздражало еще сильнее, особенно потому, что что-либо скрыть тому никогда не удавалось.
– Разве не объяснил? Это же очевидно. Чтобы практиковаться. До тебя так медленно доходит, Буйвол… Ладно, я сам.
И он поцеловал Цзинъяня еще раз, прежде чем тот успел что-то сказать. На этот раз поцелуй вышел немного дольше. Цзинъянь понял, что уже держит Линь Шу за бока, а сам сяо Шу закинул руки ему на шею, и они казались сейчас такими горячими, что должны были оставить пятна ожогов. Цзинъянь изо всех сил старался дышать.
О. О-о!..
Но…
Цзинъянь отпрянул. При этом он сбил локтем стоящую на столе тушечницу, и тушь растеклась по полу.
– Что тебе не так? – спросил сяо Шу.
Цзинъянь попытался, запинаясь, выговорить шесть различных возражений сразу, но вышло у него лишь сдавленное блеяние:
– Нихуан!
Сяо Шу выглядел озадаченным. Он повторил одними губами произнесенный Цзинъянем звук, потом просветлел и воскликнул:
– А, Нихуан! А что с ней такое?
Цзинъянь не доверял своей способности выговорить что-то еще членораздельное.
– Мы что, в загадки играем? Тогда дай мне подсказку. – Сяо Шу склонился ближе, но на этот раз Цзинъянь был в безопасности, друг лишь пристально уставился ему в лицо. Он все же попытался немного отодвинуться – так, чтобы это не слишком походило на бегство и чтобы не попасть в лужу разлившейся туши.
– Ты… думаешь, она рассердится, – догадался сяо Шу. Он был сейчас так близко, что его теплое дыхание Цзинъянь чувствовал щекой. – Ну, я так не думаю. Но погоди! Давай я ее спрошу.
– Ты не можешь! – воскликнул Цзинъянь. Проткнет ли Нихуан его мечом в этом случае? Он не знал. Может, не его, а сяо Шу. Трудно представить, как она на это отреагирует: она никогда не казалась слишком ревнивой, но ей и никогда не было нужды ревновать. Сяо Шу прежде ни на кого не глядел, кроме нее. Цзинъянь бы знал.
*
Цзинъянь почти убедил себя, что сяо Шу не сможет на самом деле спросить Нихуан о чем-то настолько позорном, и тот не заговаривал об этом достаточно долго, чтобы Цзинъянь почувствовал себя в безопасности. Но это было ошибкой, поскольку, как оказалось, сяо Шу просто ждал случая спросить ее об этом в присутствии самого Цзинъяня.
– Нихуан, чтобы стать тебе когда-нибудь в будущем хорошим мужем, я решил попрактиковаться с Цзинъянем в некоторых вещах, – заявил он в следующий раз, когда они встретились втроем. – Ты не против?
Цзинъянь застыл. Нихуан наморщила лоб.
– А в каких вещах? – спросила она.
– В поцелуях, в любви и всем таком, – ответил сяо Шу со своей обычной беспечной откровенностью. Цзинъянь отвернулся, покраснев.
– Это нечестно, – сказала Нихуан. – А почему бы тебе не практиковаться со мною?
Сяо Шу выглядел потрясённым:
– Но ведь мы же еще не женаты!
– Тогда что мне делать? Тебе не позволено меня в чем-то обгонять просто потому, что ты больше практикуешься. Я думаю, все будет хорошо, если и я смогу практиковаться с Цзинъянем! – заключила она.
Цзинъянь услышал собственный испуганный стон.
Но тут уже нахмурился сяо Шу.
– Ты не можешь этого сделать. Он – мой лучший друг.
Нихуан просто спокойно смотрела на него. Где-то в глубине ее глаз пряталась усмешка. Она-то не ревнива, внезапно понял Цзинъянь, а вот сяо Шу – очень даже.
Сяо Шу подтвердил это, добавив:
– И ты – моя невеста! Мой лучший друг не может целовать мою невесту. – Он нахмурился еще пуще. – А моя невеста не может целовать моего лучшего друга!
– И никто не вправе трогать твой лук, – проговорил Цзинъянь недостаточно тихо. Сяо Шу покосился на него с видом оскорбленного достоинства.
– Но по-другому не честно, – серьезно заметила Нихуан.
На лице сяо Шу отразилась короткая война между его собственническими инстинктами и живым чувством справедливости.
– Но… – начал он, осекся и с раздраженным видом договорил: – Верно. Значит, наверное, никому нельзя целовать Цзинъяня.
Цзинъянь попытался почувствовать облегчение и по большей части в этом преуспел. Но ему нужна была еще минута, в течение которой он не глядел на обоих. Хотя прошло больше минуты, прежде чем он понял, что они оба молчат.
Даже миг молчания – это было нетипично для сяо Шу и Нихуан, понимавших друг друга с такой искусной и смешливой легкостью и так любящих друг с другом поболтать. И, подняв взгляд, Цзинъянь застал что-то вроде последних реплик безмолвного разговора между ними. С этой парочкой то и дело случалось, что они договаривались друг с другом с помощью одних лишь долгих задумчивых взглядов. Нихуан выглядела серьёзной, сяо Шу смотрел на нее… ну, если бы это был кто-то другой, Цзинъянь бы сказал «умоляюще». Но когда сяо Шу начинал умолять – когда вообще решался на это, – он вел себя шумно и навязчиво, то и дело взрываясь смехом. Но сейчас это был не такой взгляд.
– Я думаю, будет честно, – сказала Нихуан, словно подхватывая нечто уже сказанное ранее, – если мы оба станем практиковаться с кем-нибудь другим. Что, если я попрошу сестру Дун?
– Так будет хорошо, – согласился сяо Шу тоном таким же легким и небрежным, как у нее. Он очень тщательно и показательно обдумал эту мысль, усмехнулся и добавил: – А можно мне будет посмотреть?
– Только если мне можно…
– Цзинъяню это не понравится, – сказал сяо Шу твердо.
– А мне слова не дадут? – спросил Цзинъянь.
– Не понравится, – отрезал сяо Шу. – Ты будешь слишком смущаться.
Он был прав, но Цзинъянь все же скорчил ему рожу.
– И вообще, не думаю, что сестрица Дун разрешит мне посмотреть, правда? Она меня не любит.
Это был явный намек на то, чтобы снова начать разговор, который Цзинъянь слышал не раз: препирания, нравится ли Линь Шу сестре Дун. Нихуан настаивала, что да, а сяо Шу говорил, что нет и никогда вообще. Сам Цзинъянь считал, что сестре Дун сяо Шу вполне по душе, но не производит на нее сокрушающего впечатления, что раздражало сяо Шу больше, чем любая простая антипатия. Из лояльности другу он никогда не высказывал этого мнения вслух, поскольку это значило, что Нихуан окончательно победит. В любом случае, он был рад, что они снова затеяли этот давний спор и отвлеклись от прежней темы разговора. Цзинъянь надеялся, что отвлекутся они окончательно. И испытал настоящее облегчение – правда, правда! – что сегодня сяо Шу не огорошил его новыми внезапными поцелуями.
Вскоре он ухитрился откланяться. И подумал, что Нихуан была права: уж если сяо Шу хочет тренироваться в чем-то, то пусть тогда с нею, в конце концов. Цзинъянь не хотел быть учебным пособием.
Он вообще ничего не хотел.
Позже этим днем он так рявкнул на нескольких подчиненных, что потом ему пришлось извиняться за то, что зашел слишком далеко.
*
Сяо Шу поцеловал его назавтра утром, прижав его к стене и упершись в нее рукой. Он вовсе не был крупнее Цзинъяня, но порой производил именно такое впечатление.
Цзинъянь позволил себе затянуть этот поцелуй еще на мгновение, прежде чем отвернуться.
– А что, сестра Дун сказала Нихуан «да»? – уточнил он.
– Не знаю, – отозвался сяо Шу. – Это их с Нихуан дело.
Цзинъянь скривился:
– Ты не можешь просто… – начал он. Он заранее продумал все доводы против того, чтобы целоваться (на тот случай, чтобы, если его поцелуют еще раз, он был бы способен издать нечто большее, нежели бесполезные и странные звуки). Но потом он вспомнил, что обычно делает с убедительными доводами сяо Шу, и решил об этом не беспокоиться.
– Ну… просто не можешь. Прекрати.
– А что, если не в практике дело? – спросил сяо Шу.
Цзинъянь с подозрением на него уставился.
Сяо Шу вздохнул.
– До тебя так медленно доходит. Я полагал, что дал тебе достаточно намеков. Кто вообще целуется, чтобы попрактиковаться? Это дурацкая причина.
– Но ты сказал…
– Зачем тебе слушать, что я говорю? – резонно возразил сяо Шу. – Смотри, что я делаю.
Он поцеловал Цзинъяня снова. Звук, который Цзинъянь издал в ответ, не был возражением.
– Я даже Нихуан на помощь привлек, чего тебе еще надо, чтобы догадаться? – пробормотал сяо Шу после, почти касаясь губ Цзинъяня своими. Цзинъянь тяжело выдохнул, от поцелуя он ничего не соображал. – Моя невеста не должна помогать мне в таких вещах, это неловко.
– Тогда тебе не стоило устраивать все так сложно, – отрезал Цзинъянь. Его лицо пылало.
– Ты мой лучший друг.
– Это так же, как ты говоришь про свой лук?
– И про моего коня, – подтвердил сяо Шу. – Или что угодно мое. Просто мой, верно?
Со стороны Цзинъяня было бы глупо с этим спорить.
– Верно, – ответил он наконец.
Сяо Шу поцеловал Цзинъяня без всякого предупреждения. Был самый обычный вечер, они сидели у Цзинъяня дома, их оживленная беседа сама по себе закончилась и перетекла в дружеское молчание. Цзинъянь даже не обратил внимания, что сяо Шу положил руку ему на плечо – для сяо Шу это была вещь самая обычная, он постоянно так делал.
А вот то, что губы сяо Шу внезапно прижались к его губам, он очень даже заметил – потому что такого у них в обычае не было. Долгое мгновение Цзинъянь был просто слишком изумлен, чтобы почувствовать что-то, кроме «о-о!». Он едва не произнес это, но все-таки слово сорвалось с его губ всего лишь беззвучным выдохом.
О-о.
– Отлично вышло, – заметил сяо Шу тихим и довольным голосом, отстраняясь. – Повторим?
Разум Цзинъяня наконец-то оттаял.
– Что ты хочешь сказать этим «повторим»? Я вообще ничего не делал. Только ты.
– Ладно, теперь твоя очередь, – согласился сяо Шу. – Я жду.
Он уселся в пределах досягаемости, скрестив ноги и полузакрыв глаза. Выждал мгновение, открыл их и посмотрел на Цзинъяня:
– Ну?
– Ты не можешь просто так… – начал Цзинъянь, понял, что сяо Шу как раз все может, и спросил вместо этого: – Почему?
– Мне казалось, я тебе объяснил, – ответил сяо Шу.
– Разве что мысленно, – рявкнул Цзинъянь и покраснел.
А сяо Шу, похоже, забавлялся. Большинство людей – например, подчиненные Цзинъяню офицеры, – испытывали беспокойство и мгновенно повиновались, едва принц на них рявкал. А брат Ци смотрел печально и неодобрительно, когда слышал, что Цзинъянь разговаривает в подобном тоне. И только сяо Шу над этим просто хихикал. В последнее время, заметив, что его смех Цзинъяня раздражает, он пытался скрыть, насколько забавными считает вспышки его норова, – что раздражало еще сильнее, особенно потому, что что-либо скрыть тому никогда не удавалось.
– Разве не объяснил? Это же очевидно. Чтобы практиковаться. До тебя так медленно доходит, Буйвол… Ладно, я сам.
И он поцеловал Цзинъяня еще раз, прежде чем тот успел что-то сказать. На этот раз поцелуй вышел немного дольше. Цзинъянь понял, что уже держит Линь Шу за бока, а сам сяо Шу закинул руки ему на шею, и они казались сейчас такими горячими, что должны были оставить пятна ожогов. Цзинъянь изо всех сил старался дышать.
О. О-о!..
Но…
Цзинъянь отпрянул. При этом он сбил локтем стоящую на столе тушечницу, и тушь растеклась по полу.
– Что тебе не так? – спросил сяо Шу.
Цзинъянь попытался, запинаясь, выговорить шесть различных возражений сразу, но вышло у него лишь сдавленное блеяние:
– Нихуан!
Сяо Шу выглядел озадаченным. Он повторил одними губами произнесенный Цзинъянем звук, потом просветлел и воскликнул:
– А, Нихуан! А что с ней такое?
Цзинъянь не доверял своей способности выговорить что-то еще членораздельное.
– Мы что, в загадки играем? Тогда дай мне подсказку. – Сяо Шу склонился ближе, но на этот раз Цзинъянь был в безопасности, друг лишь пристально уставился ему в лицо. Он все же попытался немного отодвинуться – так, чтобы это не слишком походило на бегство и чтобы не попасть в лужу разлившейся туши.
– Ты… думаешь, она рассердится, – догадался сяо Шу. Он был сейчас так близко, что его теплое дыхание Цзинъянь чувствовал щекой. – Ну, я так не думаю. Но погоди! Давай я ее спрошу.
– Ты не можешь! – воскликнул Цзинъянь. Проткнет ли Нихуан его мечом в этом случае? Он не знал. Может, не его, а сяо Шу. Трудно представить, как она на это отреагирует: она никогда не казалась слишком ревнивой, но ей и никогда не было нужды ревновать. Сяо Шу прежде ни на кого не глядел, кроме нее. Цзинъянь бы знал.
*
Цзинъянь почти убедил себя, что сяо Шу не сможет на самом деле спросить Нихуан о чем-то настолько позорном, и тот не заговаривал об этом достаточно долго, чтобы Цзинъянь почувствовал себя в безопасности. Но это было ошибкой, поскольку, как оказалось, сяо Шу просто ждал случая спросить ее об этом в присутствии самого Цзинъяня.
– Нихуан, чтобы стать тебе когда-нибудь в будущем хорошим мужем, я решил попрактиковаться с Цзинъянем в некоторых вещах, – заявил он в следующий раз, когда они встретились втроем. – Ты не против?
Цзинъянь застыл. Нихуан наморщила лоб.
– А в каких вещах? – спросила она.
– В поцелуях, в любви и всем таком, – ответил сяо Шу со своей обычной беспечной откровенностью. Цзинъянь отвернулся, покраснев.
– Это нечестно, – сказала Нихуан. – А почему бы тебе не практиковаться со мною?
Сяо Шу выглядел потрясённым:
– Но ведь мы же еще не женаты!
– Тогда что мне делать? Тебе не позволено меня в чем-то обгонять просто потому, что ты больше практикуешься. Я думаю, все будет хорошо, если и я смогу практиковаться с Цзинъянем! – заключила она.
Цзинъянь услышал собственный испуганный стон.
Но тут уже нахмурился сяо Шу.
– Ты не можешь этого сделать. Он – мой лучший друг.
Нихуан просто спокойно смотрела на него. Где-то в глубине ее глаз пряталась усмешка. Она-то не ревнива, внезапно понял Цзинъянь, а вот сяо Шу – очень даже.
Сяо Шу подтвердил это, добавив:
– И ты – моя невеста! Мой лучший друг не может целовать мою невесту. – Он нахмурился еще пуще. – А моя невеста не может целовать моего лучшего друга!
– И никто не вправе трогать твой лук, – проговорил Цзинъянь недостаточно тихо. Сяо Шу покосился на него с видом оскорбленного достоинства.
– Но по-другому не честно, – серьезно заметила Нихуан.
На лице сяо Шу отразилась короткая война между его собственническими инстинктами и живым чувством справедливости.
– Но… – начал он, осекся и с раздраженным видом договорил: – Верно. Значит, наверное, никому нельзя целовать Цзинъяня.
Цзинъянь попытался почувствовать облегчение и по большей части в этом преуспел. Но ему нужна была еще минута, в течение которой он не глядел на обоих. Хотя прошло больше минуты, прежде чем он понял, что они оба молчат.
Даже миг молчания – это было нетипично для сяо Шу и Нихуан, понимавших друг друга с такой искусной и смешливой легкостью и так любящих друг с другом поболтать. И, подняв взгляд, Цзинъянь застал что-то вроде последних реплик безмолвного разговора между ними. С этой парочкой то и дело случалось, что они договаривались друг с другом с помощью одних лишь долгих задумчивых взглядов. Нихуан выглядела серьёзной, сяо Шу смотрел на нее… ну, если бы это был кто-то другой, Цзинъянь бы сказал «умоляюще». Но когда сяо Шу начинал умолять – когда вообще решался на это, – он вел себя шумно и навязчиво, то и дело взрываясь смехом. Но сейчас это был не такой взгляд.
– Я думаю, будет честно, – сказала Нихуан, словно подхватывая нечто уже сказанное ранее, – если мы оба станем практиковаться с кем-нибудь другим. Что, если я попрошу сестру Дун?
– Так будет хорошо, – согласился сяо Шу тоном таким же легким и небрежным, как у нее. Он очень тщательно и показательно обдумал эту мысль, усмехнулся и добавил: – А можно мне будет посмотреть?
– Только если мне можно…
– Цзинъяню это не понравится, – сказал сяо Шу твердо.
– А мне слова не дадут? – спросил Цзинъянь.
– Не понравится, – отрезал сяо Шу. – Ты будешь слишком смущаться.
Он был прав, но Цзинъянь все же скорчил ему рожу.
– И вообще, не думаю, что сестрица Дун разрешит мне посмотреть, правда? Она меня не любит.
Это был явный намек на то, чтобы снова начать разговор, который Цзинъянь слышал не раз: препирания, нравится ли Линь Шу сестре Дун. Нихуан настаивала, что да, а сяо Шу говорил, что нет и никогда вообще. Сам Цзинъянь считал, что сестре Дун сяо Шу вполне по душе, но не производит на нее сокрушающего впечатления, что раздражало сяо Шу больше, чем любая простая антипатия. Из лояльности другу он никогда не высказывал этого мнения вслух, поскольку это значило, что Нихуан окончательно победит. В любом случае, он был рад, что они снова затеяли этот давний спор и отвлеклись от прежней темы разговора. Цзинъянь надеялся, что отвлекутся они окончательно. И испытал настоящее облегчение – правда, правда! – что сегодня сяо Шу не огорошил его новыми внезапными поцелуями.
Вскоре он ухитрился откланяться. И подумал, что Нихуан была права: уж если сяо Шу хочет тренироваться в чем-то, то пусть тогда с нею, в конце концов. Цзинъянь не хотел быть учебным пособием.
Он вообще ничего не хотел.
Позже этим днем он так рявкнул на нескольких подчиненных, что потом ему пришлось извиняться за то, что зашел слишком далеко.
*
Сяо Шу поцеловал его назавтра утром, прижав его к стене и упершись в нее рукой. Он вовсе не был крупнее Цзинъяня, но порой производил именно такое впечатление.
Цзинъянь позволил себе затянуть этот поцелуй еще на мгновение, прежде чем отвернуться.
– А что, сестра Дун сказала Нихуан «да»? – уточнил он.
– Не знаю, – отозвался сяо Шу. – Это их с Нихуан дело.
Цзинъянь скривился:
– Ты не можешь просто… – начал он. Он заранее продумал все доводы против того, чтобы целоваться (на тот случай, чтобы, если его поцелуют еще раз, он был бы способен издать нечто большее, нежели бесполезные и странные звуки). Но потом он вспомнил, что обычно делает с убедительными доводами сяо Шу, и решил об этом не беспокоиться.
– Ну… просто не можешь. Прекрати.
– А что, если не в практике дело? – спросил сяо Шу.
Цзинъянь с подозрением на него уставился.
Сяо Шу вздохнул.
– До тебя так медленно доходит. Я полагал, что дал тебе достаточно намеков. Кто вообще целуется, чтобы попрактиковаться? Это дурацкая причина.
– Но ты сказал…
– Зачем тебе слушать, что я говорю? – резонно возразил сяо Шу. – Смотри, что я делаю.
Он поцеловал Цзинъяня снова. Звук, который Цзинъянь издал в ответ, не был возражением.
– Я даже Нихуан на помощь привлек, чего тебе еще надо, чтобы догадаться? – пробормотал сяо Шу после, почти касаясь губ Цзинъяня своими. Цзинъянь тяжело выдохнул, от поцелуя он ничего не соображал. – Моя невеста не должна помогать мне в таких вещах, это неловко.
– Тогда тебе не стоило устраивать все так сложно, – отрезал Цзинъянь. Его лицо пылало.
– Ты мой лучший друг.
– Это так же, как ты говоришь про свой лук?
– И про моего коня, – подтвердил сяо Шу. – Или что угодно мое. Просто мой, верно?
Со стороны Цзинъяня было бы глупо с этим спорить.
– Верно, – ответил он наконец.
Название: Это заразно
Канон:
Переводчик: fandom Asian historical dorama 2019
Оригинал: plalligator, suffer the same condition, разрешение на перевод запрошено
Бета: fandom Asian historical dorama 2019
Размер: мини (3445 слов в оригинале)
Пейринг/персонажи:
Сяо Цзинъянь
/Мэй Чансу
, принц Юй
, Ли Ган
Категория: слэш
Рейтинг: G
Жанр: романс, юмор, комедия положений
Краткое содержание: Ли Ган импровизирует, а принц Юй делает неверные выводы о личной жизни советника Су
Читать и скачивать: на АОЗ
Для голосования: #. fandom Asian historical dorama 2019 – "Это заразно"
***
Ли Ган вовсе не собирался, чтобы все вышло так, как вышло. Проблема слуг, которым приходится вечно использовать уловки и отговорки, в том, что постоянно возникают неловкие ситуации. Как вот эта, когда неожиданно объявился принц Юй, желающий посоветоваться с главой Мэй, а глава был в этот момент в тайной комнате с принцем Цзином, и не было никакой возможности дать ему знать об этом визите, не насторожив принца Юя.
Всякий раз, когда случалось подобное, Ли Ган клял свою судьбу. Хитрости не были его сильной стороной, поэтому ему приходилось трудно.
– Глава Мэй занят, – с отчаянием объявил Ли Ган.
Принц Юй грозно уставился на него.
– То есть как это – занят? – повысил он голос. – Как он может быть занят? Что может оказаться настолько важным, чтобы он заставлял меня ждать?
Ли Ган быстренько подумал и ухватился за первое подходящее объяснение, пришедшее ему на ум. Он и не предполагал, сколькими страданиями оно обернется для него позже.
– Мои глубочайшие извинения, ваше высочество, – поклонился он. – Я уверен, что если бы он ожидал вашего прихода, то не пожалел бы усилий, чтобы быть готовым к этой встрече. Когда я говорю «занят», речь идет о несколько, гм, деликатном предмете.
Он помолчал, позволяя словам упасть на благодатную почву. Выражение лица принца Юя изменилось от гневного к любопытствующему, а брови медленно поползли вверх.
Сработало! Воодушевленный, Ли Ган продолжил вполголоса:
– Обычно я никогда бы не заговорил о личных делах главы, но поскольку ваше высочество столь важный гость... Глава Мэй сейчас... принимает... очень дорогую и дружески расположенную к нему персону, с которой у него не часто выпадает случай увидеться и чье общество он очень ценит. – Еще один многозначительный взгляд. – Я уверен, что такой человек, как ваше высочество, поймет...
Наконец-то свет понимания зажегся в глазах принца Юя.
– Конечно, – ответил он, и его гнев полностью испарился, как роса под летним солнцем. На лице его утвердилось выражение спокойствия и благоволения. – Очень даже понимаю. Было бы верхом грубости помешать встрече давних друзей. Я еще зайду в другое время. Пожалуйста, передайте вашему хозяину мои наилучшие пожелания.
Ли Ган молча поклонился и смотрел, как принц уходит. Он аж обмяк от облегчения, когда обернулся и позвал Чжэнь Пина.
– Быстро, сбегай к главе Мэю, – прошептал он. – Тут кое-что произошло.
***
К тому времени, как принц Цзин и глава Мэй вышли из тайного туннеля, Ли Ган уже успел подумать еще раз и запоздало представить себе, как глава Мэй отнесется ко всей этой ситуации. Так что у него несколько тряслись поджилки, когда глава сделал ему жест начинать.
– Приходил принц Юй, желал вас видеть, – заговорил Ли Ган, прикидывая, насколько много ему стоит упоминать на глазах у принца Цзина.
– Я это подозревал, – отозвался глава Мэй устало. – Его высочество очень... требователен. Как ты смог его отвадить?
Ли Ган сглотнул и покосился на Чжэнь Пина для поддержки, но тот лишь на шажочек отступил.
– Э-э... Я намекнул, что вы... – его взгляд в самую неподходящую минуту упал на принца Цзина, и он запнулся на полуслове.
Глава Мэй холодно приподнял бровь.
– Что я что?
Ли Ган поддернул рукава и проворно поклонился, надеясь, что более энергичной реакции на его слова не последует.
– Что у вас встреча во внутренних покоях и вы не хотели бы, чтобы вас побеспокоили, – быстро выговорил он, не поднимая глаз.
Повисло молчание.
Ли Ган посмотрел наверх и тут же мгновенно опустил глаза: на побелевшем от ярости лице главы красные пятна на щеках выделялись особенно ярко.
– П-простите меня, глава, – запинаясь, выговорил он. Краем глаза он успел заметить, что этот предатель Чжэнь Пин отступил еще на шаг.
Ох, не в добрый час он это придумал. Глава Мэй, хоть никогда бы в этом не признался, имел две большие слабости. Они звались княжна Нихуан и принц Цзин. Все, что могло быть расценено как проявление неуважения к ним, никак не могло избегнуть его внимания.
По сугубо личному мнению Ли Гана, это было несколько необоснованно. Он был знаком с уровнем боевого искусства и генерала, и командующего, так что с уверенностью мог сказать, что из всех подданных Великой Лян эти двое нуждались в защите чуть ли не меньше всего.
Он уставился в пол и приготовился к скорой смерти. Простите, матушка. Простите, отец...
– О, разве не хитро придумано?
Ли Ган ошарашенно дернулся, чуть было не выпрямившись из поклона. Эти слова откуда-то слева от него произнес принц Цзин.
– Что? – тупо переспросил глава Мэй. В его голосе звучало такое замешательство, что Ли Ган рискнул выпрямиться – и успел заметить, как на лице главы выражение удивления уступает место обычной вежливой маске, предназначавшейся принцу Цзину. Уже почти спокойным тоном тот добавил: – Прошу прощения, ваше высочество, но я не совсем улавливаю вашу мысль.
К огромному удивлению Ли Гана, суровый принц выглядел сейчас безмятежным и вовсе не оскорбленным.
– Разумеется, – он кивнул и жестом предложил главе Мэй присесть. – Я просто хочу сказать, что, насколько я знаю моего пятого брата, ему будет приятно думать, что он наконец-то добился над вами преимущества. Человек без слабостей подозрителен, а Цзинхуань, как и отец, склонен к подозрениям.
Глава Мэй чопорно уселся на подушки на полу, а принц Цзин сел рядом с ним.
– Если он знает, что не смог с вами встретиться потому, что вы посещали наложницу, у него не будет причин заподозрить, что вы его избегаете, поскольку вступили в союз с кем-то другим, – объяснил принц Цзин. – Было бы неплохо позволять ему и дальше считать, что Ли Ган сказал ему правду.
Несколько мгновений глава Мэй молчал, сминая между пальцами рукав халата, и Ли Ган поразился, как вдруг мгновенно поменялись роли. Глава Мэй, обычно такой собранный, потерял контроль над своими чувствами, в то время как принц Цзин спокойно его увещевал.
– Выводы вашего высочества мудры и взвешены, – сказал глава наконец. – Вы совершенно правы.
– О, куда мне до мудреца, равного цилиню? – отозвался принц, а Ли Ган завертел головой и неверяще поймал взгляд Чжэнь Пина. Неужели это была шутка, это от вечно вспыльчивого-то седьмого принца?
– Возможно, – отозвался глава. Если он и заметил шутку, то не подал вида. – Но у вашего высочества проницательный ум, это тоже немало. – Он поднял взгляд. – Спасибо. Ли Ган, Чжэнь Пин.
Это значило, что глава их отпускает, и Ли Ган принял его позволение уйти с благодарностью, молясь, чтобы на этом все и закончилось.
***
Принц Юй явился в поместье Су несколько дней спустя и в куда лучшем настроении, чем в прошлый раз. Неудобство от того, что прошлая встреча с советником не состоялась, компенсировалось ценными сведениями, которые он тогда получил.
Мэй Чансу незамедлительно приветствовал его и, не теряя времени, глубоко поклонился.
– Ваше высочество, я от всей души должен извиниться за то, что не смог уделить вам время, когда вы приходили в прошлый раз. Мне нет оправданий, и я лишь могу умолять о прощении за подобное неуважение.
Советник выглядел так же, как обычно, бледным и сдержанным, облаченный в свои простые серые халаты. Принц Юй прежде даже подумать не мог, чтобы такой холодный человек, как Мэй Чансу, мог быть охвачен страстью, но даже самые стойкие сердца не в силах устоять перед кем-то особенным.
– Прошу вас, не извиняйтесь, – отозвался принц Юй. – Это мне надо бы умолять вас о прощении за то, что я ворвался к вам, когда вы были заняты иными делами. Хорошо, что ваш слуга меня предупредил.
Мимолетное выражение, которое могло бы быть смущением, скользнуло по лицу Мэй Чансу, и уголок его рта дрогнул. Ну конечно же, подумал принц Юй. Мэй Чансу очень скрытный человек, и, без сомнения, ему неловко, что кто-либо в курсе его личной жизни. Так что принц Юй поспешил его заверить:
– Прошу вас, не беспокойтесь, господин Су. Я соблюду всяческую осторожность и никогда не предам ваше доверие. – Он, конечно, успел рассказать про тот случай Баньжо, но ведь это не считается.
– Вы так любезны, ваше высочество, – склонил голову Мэй Чансу.
– Разумеется, у вас нет оснований для смущения. Женщина настолько примечательная, что смогла завоевать сердце гения цилиня, должна обладать несравненной красотой и изяществом. Истинная жемчужина.
Румянец расцвел на щеках Мэй Чансу, еще более подчеркнутый его обычной бледностью.
– А-а... – протянул он, явно не в силах отыскать слова. Непривычно было видеть легендарного главу Союза Цзянцзо подобным влюбленному юноше. – Да. Да, конечно. Я часто думаю, что недостоин такого счастья.
– Более того, – продолжил принц Юй, подзывая слугу, – подобная женщина заслуживает того, чтобы ее по достоинству оценили. И вы просто обязаны принять эти подарки для вашей возлюбленной.
Неожиданная выгода, новый путь к благосклонности Мэй Чансу. Принц Юй слегка укрепил свои позиции уже тогда, когда понял, что подарки для юного Фэй Лю Мэй Чансу принимает всегда – однако лишь теперь он одержал решительную победу. Он позаботился отправить Баньжо выбрать разнообразный шелк, драгоценные украшения для прически и духи, и сейчас слуги все это внесли.
– Ваше высочество! – воскликнул Чансу. – Я точно не могу все это принять...
– Глупости, – отрезал принц Юй, и слуги выставили короба на пол перед Мэй Чансу. – Я просто не приму от вас отказа.
Тот явно колебался мгновение, но затем изящно поклонился.
– Как пожелаете, ваше высочество, – тихо проговорил он. – Вы как всегда щедры.
– Пустое, – отозвался принц Юй, который мог позволить себе быть кратким, понимая, что победил. – А теперь, если позволите…
***
– Ни слова! – бесстрастно предупредил Мэй Чансу, когда Ли Ган вошел в комнату. Сундуки с подарками, доставленные принцем Юем, еще громоздились там, некоторые – открытые.
– Молчу-молчу, – торопливо отозвался Ли Ган, поднимая руки. Мэй Чансу глубоко вздохнул и героически подавил желание заорать. Вообще-то тут не было вины Ли Гана. Просто было так легко обвинить в происшедшем именно его… – Но… Глава, что мы собираемся со всем этим делать?
Он понятия не имел. Во всех своих схемах он никогда не рассчитывал на необходимость где-то сложить, прямо скажем, ненормальное количество тканей и драгоценностей, которые ему вообще ни для чего не были нужны.
– Просто… упакуй все и унеси куда-нибудь, – устало ответил он.
Именно в этот в момент в комнату заявился Фэй Лю. Мальчик кинул беглый взгляд на сундуки, решил, что там точно нет игрушек, и потерял к ним всякий интерес.
– Водяной буйвол, – объявил он, и Мэй Чансу едва не выронил чашку с чаем.
– Что? – только и выговорил он, а Ли Ган с отчаянием возопил: – Что, сейчас?
– Нет, – торопливо распорядился Чансу. – Нет, Фэй Лю, скажи ему, пусть подождет.
Но было уже поздно. Цзинъянь – то есть принц Цзин, вынужден был он напомнить себе, – вошел в комнату сразу за Фэй Лю.
– Господин Су, – поздоровался он и замер, увидев, что творится в комнате. Он поднял брови, на привлекательном лице отразилось вежливое удивление. – Я не помешал?
– Вовсе нет, – выдавил Мэй Чансу, заставляя себя встать и серьезно раздумывая над идеей изобразить, что ему дурно, если бы это могло его спасти в нынешнем дурацком положении. – Ваше высочество. Прошу вас присесть. Ли Ган, чаю.
Ли Ган испарился моментально. Заскучавший Фэй Лю тоже вышел. Принц Цзин, вместо того, чтобы сесть, подошёл к одному из отпертых сундуков и поднял крышку, изучая содержимое. Шелк заблестел на ярком дневном свету, собранный в нити богатый жемчуг изумительного кремового оттенка сверкал на солнце и привлекал внимание к тонкой вышивке.
– Хм. У господина Су, должно быть, великолепный вкус.
– Это не я, – огрызнулся Мэй Чансу прежде, чем успел себя проконтролировать. Не так придворный советник Су Чжэ должен разговаривать с императорским сыном и своим господином. Если бы ему только дали мгновение успокоиться и прийти в себя, а то он был совершенно раздерган!
– Это не я, – повторил он по возможности небрежным тоном. – Это вообще-то подарок принца Юя, который убежден, что у меня есть наложница. Он полагает, что нашел новый способ завоевать мое расположение.
Цзинъянь – принц Цзин, принц Цзин! – серьезно кивнул, нахмурил широкие брови, размышляя.
– Понимаю. Что ж, это очень в духе моего брата. – Он посмотрел Мэй Чансу в глаза. – Господин Су, мне стоит извиниться, если, приняв мое предложение в тот день, сегодня вы были вынуждены испытать неловкость. Уверяю вас, это не входило в мои намерения.
Искренность в этой тираде прозвучала еще более унизительно, чем все уже произошедшее, но этого Мэй Чансу ответить принцу точно не мог.
– Ничуть, – отозвался он. – Что есть моя репутация, с чего она должна меня волновать? Я и так известен всем как человек хитроумный и холодный, и что стоит всего лишь минутное смущение против этого?
Принц Цзин снова кивнул.
– Вы совершенно правы. Конечно же, господин Су выше таких низменных вещей, как смущение.
Тон его был настолько серьезен и сух, что Мэй Чансу с запозданием сообразил, что тот только что сказал.
Он ЧТО?.. Неужели принц Цзин дразнит его?
– Знаете, – продолжил тот без какой-либо паузы, – я вдруг понял, что если причиной этого смущения оказался я, то мне же предназначаются и подарки. – Он блеснул зубами в улыбке, настолько краткой, что она Мэй Чансу почти привиделась. – Мой брат принц Юй был бы в ярости!
Он потянулся и достал из сундука драгоценную заколку, повертел ее в длинных ловких пальцах. Мэй Чансу, почти завороженный, не сводил с них взгляда так же неотступно, как наконечник стрелы следует за своей целью.
– Уверен, ничто не разозлило бы его больше, чем знание, что его подарки получила не прелестная женщина, а я.
Он поднес заколку к голове, точно изображая, что втыкает ее в волосы.
– Как вы думаете? – спросил он с легкой улыбкой. – Мне идет?
Сокрушительная сила этой улыбки произвела на Мэй Чансу эффект, подобный удару молота в гонг. Его сердце было столь тщательно защищено броней против подозрительности, встречных обвинений и холодности Цзинъяня – но первые же признаки доброты взломали эту броню, оставив его беззащитным.
Ему нужно было сейчас что-то ответить. Он знал, что нужно. Такое не могло продолжаться дальше. Он не мог позволить принцу Цзину испытывать приязнь к Мэй Чансу, поддразнивать, улыбаться, считать своим другом. Мэй Чансу – это пустая оболочка, инструмент, который будет использован и выброшен.
Будь он, как прежде, Линь Шу, он бы рассмеялся и поддразнил Цзинъяня в ответ, сказал бы ему, что, если на него надеть светлые халаты и правильно уложить волосы, его было бы не отличить от супруги Цзин.
Но он больше не был Линь Шу, и ему было невыносимо, что Цзинъянь смотрит на него с такой нежностью.
– Я расстроил вас, – заметил Цзинъянь, кладя шпильку на место. – Простите.
– Нет! – выдавил Мэй Чансу. – Ни в коем случае. Но, ваше высочество, вам не стоит…
Цзинъянь сделал шаг вперед, и слова застряли у Мэй Чансу в горле.
– …не должны, – прошептал он неуверенно, – проявлять дружеские чувства к такому, как я.
– Но почему? – спросил Цзинъянь, приближаясь еще на шаг. Он был теперь совсем близко, практически вплотную. Мэй Чансу различил в его голосе упрямство: знакомая, дорогая и совершенно несносная черта.
– Это неподобающе, – предложил он слабое оправдание.
– Вы не хотите, чтобы мы были… друзьями? – переспросил Цзинъянь серьезно и настойчиво.
Мэй Чансу прикрыл глаза. Конечно, он хотел бы. Но это было неважно. В скудных, урезанных за недостатком времени планах на остаток его жизни этим вещам просто не было места.
– Прошу вас, – произнес он, сам не понимая, о чем просит.
Тут Цзинъянь поцеловал его. И Мэй Чансу обнаружил, что ощущение желания – вещь важная и совершенно непреодолимая. Оно поразило его, как удар, заставило задыхаться, цепляясь за плечи Цзинъяня, сминая в пальцах изысканный шелк его халатов. Рот Цзинъяня был горячим и жадным, и все замерзшее тело Чансу точно занялось огнем.
Они соскользнули на пол поверх груды смятых тканей, и Мэй Чансу был больше не в силах вспомнить ни одного довода за то, что это очень, очень неудачная идея.
***
Принц Цзин, конечно, хороший человек, думал Ли Ган, торопясь со свежим чайником. Лишь недавно тот спас Ли Гана от гнева главы Мэй, который он, по правде говоря, заслужил. И благодарность Ли Гана за это была велика. И все же в эти дни принц Цзин бывает тут слишком часто. У главы есть важная работа, он не может все время тратить на императорских сыновей, не говоря о том, насколько хрупкое у него здоровье.
Занятый своими мыслями, Ли Ган машинально подхватил поднос одной рукой, а другой приоткрыл створку двери.
– Прошу прощения, гла… – начал он и был вознагражден зрелищем главы Союза Цзянцзо, который слился в страстном объятии с седьмым принцем Великой Лян.
Ли Ган уронил поднос с чаем.
Чайник и поднос загремели по полу, горячая вода выплеснулась Ли Гану на ноги. Лужа чая разлилась по драгоценному деревянному полу… ох, тетушка Лю его убьет.
Он беспокойно оглянулся, но, похоже, эти двое его просто не заметили. Глава Мэй запрокинул голову и прикрыл глаза, принц Цзин взасос целовал его шею и горло. Ли Ган залился краской и торопливо прикрыл дверь.
Что ж, ладно.
Он подобрал упавшие чайник и поднос, протер их рукавом как мог. Надо бы пойти и найти кого-нибудь, чтобы тут прибрался. Нет. Пожалуй, лучше сделать это самому. Да, именно так. И, просто для верности, сообщить всем, что главу и его высочество никак нельзя беспокоить.
Уже отойдя по коридору достаточно, он был вынужден остановиться, чтобы справиться с приступом истерического смеха.
В конце концов, выходит, что принцу Юю он не солгал ни словом!
***
– Боюсь, – начал Мэй Чансу, тяжело дыша, – что это всё недоразумение, ваше высочество.
Было крайне трудно выдерживать в разговоре потребную дистанцию, когда он по-прежнему лежал с распущенными волосами в крепких объятиях Цзинъяня.
Цзинъянь чуть повернул голову, прислушиваясь, и его рука, обнимающая Мэй Чансу за плечи, напряглась. Лицо его сохраняло идеальное выражение вежливого внимания.
– Мне ненадолго изменила рассудительность, за что я приношу вам свои глубочайшие извинения, – продолжил Мэй Чансу.
– Разве это не было для вас удовольствием? – спросил Цзинъянь. – Мой опыт не настолько велик, но я приложил все старания, чтобы доставить вам удовлетворение.
– Нет! В смысле да, гм, удовольствие было очень…
– Господин Су не подскажет, как именно в будущем мне добиться еще лучшего исполнения? – уточнил Цзинъянь. – Его наставление было бы для меня очень ценно.
– Ну… – начал Мэй Чансу и осекся, разрываемый сразу двумя желаниями.
– Господин Су одержал убедительную победу, – безмятежно продолжил Цзинъянь. – Сделал так, что я теперь полностью в его власти.
– В моей… Что? – Мэй Чансу вывернулся из объятий Цзинъяня и неверяще уставился на него, прежде чем заметил улыбку, тронувшую край его губ. – Ваше…
Цзинъянь посмотрел на него в ответ большими грустными глазами водяного буйвола, в самой глубине которых сверкала искорка озорства.
– …ваше высочество! – договорил Мэй Чансу подобающе, но с огромным трудом.
О, он не должен был позволить этому случиться. Это вышло очень скверно. Цзинъянь сейчас… был таким счастливым? И, против всей логики и здравого смысла, его сделал счастливым Мэй Чансу. Его поза сделалась расслабленной и свободной, как у большого кота, нежащегося на солнышке, а постоянная морщинка между бровей разгладилась.
Может, подумал Мэй Чансу, все не столь ужасно? Может, ему еще удастся спасти ситуацию. В конце концов, делать путь Цзинъяня легче – его работа. Приглядывать за исполнением его нужд.
– Вы слишком много думаете, – между делом заметил Цзинъянь.
– Как ваш советник, я обременяю себя делами ради того, чтобы легко почивалось вам, ваше высочество, – ответил Мэй Чансу, и его поклон был лишь самую малость шуточным.
А затем он намеренно подвинулся обратно в объятия Цзинъяня и умостил голову на его твердом плече. Его вздох он скорее почувствовал всем телом, чем услышал.
– Так могу ли я рассчитывать, что все новые дары, присланные принцем Юем, ваше высочество также примет?
– Это меньшее, что я могу сделать для разрешения данного затруднения, – согласился Цзинъянь
– Что ж. Тогда все хорошо.
Ли Ган вовсе не собирался, чтобы все вышло так, как вышло. Проблема слуг, которым приходится вечно использовать уловки и отговорки, в том, что постоянно возникают неловкие ситуации. Как вот эта, когда неожиданно объявился принц Юй, желающий посоветоваться с главой Мэй, а глава был в этот момент в тайной комнате с принцем Цзином, и не было никакой возможности дать ему знать об этом визите, не насторожив принца Юя.
Всякий раз, когда случалось подобное, Ли Ган клял свою судьбу. Хитрости не были его сильной стороной, поэтому ему приходилось трудно.
– Глава Мэй занят, – с отчаянием объявил Ли Ган.
Принц Юй грозно уставился на него.
– То есть как это – занят? – повысил он голос. – Как он может быть занят? Что может оказаться настолько важным, чтобы он заставлял меня ждать?
Ли Ган быстренько подумал и ухватился за первое подходящее объяснение, пришедшее ему на ум. Он и не предполагал, сколькими страданиями оно обернется для него позже.
– Мои глубочайшие извинения, ваше высочество, – поклонился он. – Я уверен, что если бы он ожидал вашего прихода, то не пожалел бы усилий, чтобы быть готовым к этой встрече. Когда я говорю «занят», речь идет о несколько, гм, деликатном предмете.
Он помолчал, позволяя словам упасть на благодатную почву. Выражение лица принца Юя изменилось от гневного к любопытствующему, а брови медленно поползли вверх.
Сработало! Воодушевленный, Ли Ган продолжил вполголоса:
– Обычно я никогда бы не заговорил о личных делах главы, но поскольку ваше высочество столь важный гость... Глава Мэй сейчас... принимает... очень дорогую и дружески расположенную к нему персону, с которой у него не часто выпадает случай увидеться и чье общество он очень ценит. – Еще один многозначительный взгляд. – Я уверен, что такой человек, как ваше высочество, поймет...
Наконец-то свет понимания зажегся в глазах принца Юя.
– Конечно, – ответил он, и его гнев полностью испарился, как роса под летним солнцем. На лице его утвердилось выражение спокойствия и благоволения. – Очень даже понимаю. Было бы верхом грубости помешать встрече давних друзей. Я еще зайду в другое время. Пожалуйста, передайте вашему хозяину мои наилучшие пожелания.
Ли Ган молча поклонился и смотрел, как принц уходит. Он аж обмяк от облегчения, когда обернулся и позвал Чжэнь Пина.
– Быстро, сбегай к главе Мэю, – прошептал он. – Тут кое-что произошло.
***
К тому времени, как принц Цзин и глава Мэй вышли из тайного туннеля, Ли Ган уже успел подумать еще раз и запоздало представить себе, как глава Мэй отнесется ко всей этой ситуации. Так что у него несколько тряслись поджилки, когда глава сделал ему жест начинать.
– Приходил принц Юй, желал вас видеть, – заговорил Ли Ган, прикидывая, насколько много ему стоит упоминать на глазах у принца Цзина.
– Я это подозревал, – отозвался глава Мэй устало. – Его высочество очень... требователен. Как ты смог его отвадить?
Ли Ган сглотнул и покосился на Чжэнь Пина для поддержки, но тот лишь на шажочек отступил.
– Э-э... Я намекнул, что вы... – его взгляд в самую неподходящую минуту упал на принца Цзина, и он запнулся на полуслове.
Глава Мэй холодно приподнял бровь.
– Что я что?
Ли Ган поддернул рукава и проворно поклонился, надеясь, что более энергичной реакции на его слова не последует.
– Что у вас встреча во внутренних покоях и вы не хотели бы, чтобы вас побеспокоили, – быстро выговорил он, не поднимая глаз.
Повисло молчание.
Ли Ган посмотрел наверх и тут же мгновенно опустил глаза: на побелевшем от ярости лице главы красные пятна на щеках выделялись особенно ярко.
– П-простите меня, глава, – запинаясь, выговорил он. Краем глаза он успел заметить, что этот предатель Чжэнь Пин отступил еще на шаг.
Ох, не в добрый час он это придумал. Глава Мэй, хоть никогда бы в этом не признался, имел две большие слабости. Они звались княжна Нихуан и принц Цзин. Все, что могло быть расценено как проявление неуважения к ним, никак не могло избегнуть его внимания.
По сугубо личному мнению Ли Гана, это было несколько необоснованно. Он был знаком с уровнем боевого искусства и генерала, и командующего, так что с уверенностью мог сказать, что из всех подданных Великой Лян эти двое нуждались в защите чуть ли не меньше всего.
Он уставился в пол и приготовился к скорой смерти. Простите, матушка. Простите, отец...
– О, разве не хитро придумано?
Ли Ган ошарашенно дернулся, чуть было не выпрямившись из поклона. Эти слова откуда-то слева от него произнес принц Цзин.
– Что? – тупо переспросил глава Мэй. В его голосе звучало такое замешательство, что Ли Ган рискнул выпрямиться – и успел заметить, как на лице главы выражение удивления уступает место обычной вежливой маске, предназначавшейся принцу Цзину. Уже почти спокойным тоном тот добавил: – Прошу прощения, ваше высочество, но я не совсем улавливаю вашу мысль.
К огромному удивлению Ли Гана, суровый принц выглядел сейчас безмятежным и вовсе не оскорбленным.
– Разумеется, – он кивнул и жестом предложил главе Мэй присесть. – Я просто хочу сказать, что, насколько я знаю моего пятого брата, ему будет приятно думать, что он наконец-то добился над вами преимущества. Человек без слабостей подозрителен, а Цзинхуань, как и отец, склонен к подозрениям.
Глава Мэй чопорно уселся на подушки на полу, а принц Цзин сел рядом с ним.
– Если он знает, что не смог с вами встретиться потому, что вы посещали наложницу, у него не будет причин заподозрить, что вы его избегаете, поскольку вступили в союз с кем-то другим, – объяснил принц Цзин. – Было бы неплохо позволять ему и дальше считать, что Ли Ган сказал ему правду.
Несколько мгновений глава Мэй молчал, сминая между пальцами рукав халата, и Ли Ган поразился, как вдруг мгновенно поменялись роли. Глава Мэй, обычно такой собранный, потерял контроль над своими чувствами, в то время как принц Цзин спокойно его увещевал.
– Выводы вашего высочества мудры и взвешены, – сказал глава наконец. – Вы совершенно правы.
– О, куда мне до мудреца, равного цилиню? – отозвался принц, а Ли Ган завертел головой и неверяще поймал взгляд Чжэнь Пина. Неужели это была шутка, это от вечно вспыльчивого-то седьмого принца?
– Возможно, – отозвался глава. Если он и заметил шутку, то не подал вида. – Но у вашего высочества проницательный ум, это тоже немало. – Он поднял взгляд. – Спасибо. Ли Ган, Чжэнь Пин.
Это значило, что глава их отпускает, и Ли Ган принял его позволение уйти с благодарностью, молясь, чтобы на этом все и закончилось.
***
Принц Юй явился в поместье Су несколько дней спустя и в куда лучшем настроении, чем в прошлый раз. Неудобство от того, что прошлая встреча с советником не состоялась, компенсировалось ценными сведениями, которые он тогда получил.
Мэй Чансу незамедлительно приветствовал его и, не теряя времени, глубоко поклонился.
– Ваше высочество, я от всей души должен извиниться за то, что не смог уделить вам время, когда вы приходили в прошлый раз. Мне нет оправданий, и я лишь могу умолять о прощении за подобное неуважение.
Советник выглядел так же, как обычно, бледным и сдержанным, облаченный в свои простые серые халаты. Принц Юй прежде даже подумать не мог, чтобы такой холодный человек, как Мэй Чансу, мог быть охвачен страстью, но даже самые стойкие сердца не в силах устоять перед кем-то особенным.
– Прошу вас, не извиняйтесь, – отозвался принц Юй. – Это мне надо бы умолять вас о прощении за то, что я ворвался к вам, когда вы были заняты иными делами. Хорошо, что ваш слуга меня предупредил.
Мимолетное выражение, которое могло бы быть смущением, скользнуло по лицу Мэй Чансу, и уголок его рта дрогнул. Ну конечно же, подумал принц Юй. Мэй Чансу очень скрытный человек, и, без сомнения, ему неловко, что кто-либо в курсе его личной жизни. Так что принц Юй поспешил его заверить:
– Прошу вас, не беспокойтесь, господин Су. Я соблюду всяческую осторожность и никогда не предам ваше доверие. – Он, конечно, успел рассказать про тот случай Баньжо, но ведь это не считается.
– Вы так любезны, ваше высочество, – склонил голову Мэй Чансу.
– Разумеется, у вас нет оснований для смущения. Женщина настолько примечательная, что смогла завоевать сердце гения цилиня, должна обладать несравненной красотой и изяществом. Истинная жемчужина.
Румянец расцвел на щеках Мэй Чансу, еще более подчеркнутый его обычной бледностью.
– А-а... – протянул он, явно не в силах отыскать слова. Непривычно было видеть легендарного главу Союза Цзянцзо подобным влюбленному юноше. – Да. Да, конечно. Я часто думаю, что недостоин такого счастья.
– Более того, – продолжил принц Юй, подзывая слугу, – подобная женщина заслуживает того, чтобы ее по достоинству оценили. И вы просто обязаны принять эти подарки для вашей возлюбленной.
Неожиданная выгода, новый путь к благосклонности Мэй Чансу. Принц Юй слегка укрепил свои позиции уже тогда, когда понял, что подарки для юного Фэй Лю Мэй Чансу принимает всегда – однако лишь теперь он одержал решительную победу. Он позаботился отправить Баньжо выбрать разнообразный шелк, драгоценные украшения для прически и духи, и сейчас слуги все это внесли.
– Ваше высочество! – воскликнул Чансу. – Я точно не могу все это принять...
– Глупости, – отрезал принц Юй, и слуги выставили короба на пол перед Мэй Чансу. – Я просто не приму от вас отказа.
Тот явно колебался мгновение, но затем изящно поклонился.
– Как пожелаете, ваше высочество, – тихо проговорил он. – Вы как всегда щедры.
– Пустое, – отозвался принц Юй, который мог позволить себе быть кратким, понимая, что победил. – А теперь, если позволите…
***
– Ни слова! – бесстрастно предупредил Мэй Чансу, когда Ли Ган вошел в комнату. Сундуки с подарками, доставленные принцем Юем, еще громоздились там, некоторые – открытые.
– Молчу-молчу, – торопливо отозвался Ли Ган, поднимая руки. Мэй Чансу глубоко вздохнул и героически подавил желание заорать. Вообще-то тут не было вины Ли Гана. Просто было так легко обвинить в происшедшем именно его… – Но… Глава, что мы собираемся со всем этим делать?
Он понятия не имел. Во всех своих схемах он никогда не рассчитывал на необходимость где-то сложить, прямо скажем, ненормальное количество тканей и драгоценностей, которые ему вообще ни для чего не были нужны.
– Просто… упакуй все и унеси куда-нибудь, – устало ответил он.
Именно в этот в момент в комнату заявился Фэй Лю. Мальчик кинул беглый взгляд на сундуки, решил, что там точно нет игрушек, и потерял к ним всякий интерес.
– Водяной буйвол, – объявил он, и Мэй Чансу едва не выронил чашку с чаем.
– Что? – только и выговорил он, а Ли Ган с отчаянием возопил: – Что, сейчас?
– Нет, – торопливо распорядился Чансу. – Нет, Фэй Лю, скажи ему, пусть подождет.
Но было уже поздно. Цзинъянь – то есть принц Цзин, вынужден был он напомнить себе, – вошел в комнату сразу за Фэй Лю.
– Господин Су, – поздоровался он и замер, увидев, что творится в комнате. Он поднял брови, на привлекательном лице отразилось вежливое удивление. – Я не помешал?
– Вовсе нет, – выдавил Мэй Чансу, заставляя себя встать и серьезно раздумывая над идеей изобразить, что ему дурно, если бы это могло его спасти в нынешнем дурацком положении. – Ваше высочество. Прошу вас присесть. Ли Ган, чаю.
Ли Ган испарился моментально. Заскучавший Фэй Лю тоже вышел. Принц Цзин, вместо того, чтобы сесть, подошёл к одному из отпертых сундуков и поднял крышку, изучая содержимое. Шелк заблестел на ярком дневном свету, собранный в нити богатый жемчуг изумительного кремового оттенка сверкал на солнце и привлекал внимание к тонкой вышивке.
– Хм. У господина Су, должно быть, великолепный вкус.
– Это не я, – огрызнулся Мэй Чансу прежде, чем успел себя проконтролировать. Не так придворный советник Су Чжэ должен разговаривать с императорским сыном и своим господином. Если бы ему только дали мгновение успокоиться и прийти в себя, а то он был совершенно раздерган!
– Это не я, – повторил он по возможности небрежным тоном. – Это вообще-то подарок принца Юя, который убежден, что у меня есть наложница. Он полагает, что нашел новый способ завоевать мое расположение.
Цзинъянь – принц Цзин, принц Цзин! – серьезно кивнул, нахмурил широкие брови, размышляя.
– Понимаю. Что ж, это очень в духе моего брата. – Он посмотрел Мэй Чансу в глаза. – Господин Су, мне стоит извиниться, если, приняв мое предложение в тот день, сегодня вы были вынуждены испытать неловкость. Уверяю вас, это не входило в мои намерения.
Искренность в этой тираде прозвучала еще более унизительно, чем все уже произошедшее, но этого Мэй Чансу ответить принцу точно не мог.
– Ничуть, – отозвался он. – Что есть моя репутация, с чего она должна меня волновать? Я и так известен всем как человек хитроумный и холодный, и что стоит всего лишь минутное смущение против этого?
Принц Цзин снова кивнул.
– Вы совершенно правы. Конечно же, господин Су выше таких низменных вещей, как смущение.
Тон его был настолько серьезен и сух, что Мэй Чансу с запозданием сообразил, что тот только что сказал.
Он ЧТО?.. Неужели принц Цзин дразнит его?
– Знаете, – продолжил тот без какой-либо паузы, – я вдруг понял, что если причиной этого смущения оказался я, то мне же предназначаются и подарки. – Он блеснул зубами в улыбке, настолько краткой, что она Мэй Чансу почти привиделась. – Мой брат принц Юй был бы в ярости!
Он потянулся и достал из сундука драгоценную заколку, повертел ее в длинных ловких пальцах. Мэй Чансу, почти завороженный, не сводил с них взгляда так же неотступно, как наконечник стрелы следует за своей целью.
– Уверен, ничто не разозлило бы его больше, чем знание, что его подарки получила не прелестная женщина, а я.
Он поднес заколку к голове, точно изображая, что втыкает ее в волосы.
– Как вы думаете? – спросил он с легкой улыбкой. – Мне идет?
Сокрушительная сила этой улыбки произвела на Мэй Чансу эффект, подобный удару молота в гонг. Его сердце было столь тщательно защищено броней против подозрительности, встречных обвинений и холодности Цзинъяня – но первые же признаки доброты взломали эту броню, оставив его беззащитным.
Ему нужно было сейчас что-то ответить. Он знал, что нужно. Такое не могло продолжаться дальше. Он не мог позволить принцу Цзину испытывать приязнь к Мэй Чансу, поддразнивать, улыбаться, считать своим другом. Мэй Чансу – это пустая оболочка, инструмент, который будет использован и выброшен.
Будь он, как прежде, Линь Шу, он бы рассмеялся и поддразнил Цзинъяня в ответ, сказал бы ему, что, если на него надеть светлые халаты и правильно уложить волосы, его было бы не отличить от супруги Цзин.
Но он больше не был Линь Шу, и ему было невыносимо, что Цзинъянь смотрит на него с такой нежностью.
– Я расстроил вас, – заметил Цзинъянь, кладя шпильку на место. – Простите.
– Нет! – выдавил Мэй Чансу. – Ни в коем случае. Но, ваше высочество, вам не стоит…
Цзинъянь сделал шаг вперед, и слова застряли у Мэй Чансу в горле.
– …не должны, – прошептал он неуверенно, – проявлять дружеские чувства к такому, как я.
– Но почему? – спросил Цзинъянь, приближаясь еще на шаг. Он был теперь совсем близко, практически вплотную. Мэй Чансу различил в его голосе упрямство: знакомая, дорогая и совершенно несносная черта.
– Это неподобающе, – предложил он слабое оправдание.
– Вы не хотите, чтобы мы были… друзьями? – переспросил Цзинъянь серьезно и настойчиво.
Мэй Чансу прикрыл глаза. Конечно, он хотел бы. Но это было неважно. В скудных, урезанных за недостатком времени планах на остаток его жизни этим вещам просто не было места.
– Прошу вас, – произнес он, сам не понимая, о чем просит.
Тут Цзинъянь поцеловал его. И Мэй Чансу обнаружил, что ощущение желания – вещь важная и совершенно непреодолимая. Оно поразило его, как удар, заставило задыхаться, цепляясь за плечи Цзинъяня, сминая в пальцах изысканный шелк его халатов. Рот Цзинъяня был горячим и жадным, и все замерзшее тело Чансу точно занялось огнем.
Они соскользнули на пол поверх груды смятых тканей, и Мэй Чансу был больше не в силах вспомнить ни одного довода за то, что это очень, очень неудачная идея.
***
Принц Цзин, конечно, хороший человек, думал Ли Ган, торопясь со свежим чайником. Лишь недавно тот спас Ли Гана от гнева главы Мэй, который он, по правде говоря, заслужил. И благодарность Ли Гана за это была велика. И все же в эти дни принц Цзин бывает тут слишком часто. У главы есть важная работа, он не может все время тратить на императорских сыновей, не говоря о том, насколько хрупкое у него здоровье.
Занятый своими мыслями, Ли Ган машинально подхватил поднос одной рукой, а другой приоткрыл створку двери.
– Прошу прощения, гла… – начал он и был вознагражден зрелищем главы Союза Цзянцзо, который слился в страстном объятии с седьмым принцем Великой Лян.
Ли Ган уронил поднос с чаем.
Чайник и поднос загремели по полу, горячая вода выплеснулась Ли Гану на ноги. Лужа чая разлилась по драгоценному деревянному полу… ох, тетушка Лю его убьет.
Он беспокойно оглянулся, но, похоже, эти двое его просто не заметили. Глава Мэй запрокинул голову и прикрыл глаза, принц Цзин взасос целовал его шею и горло. Ли Ган залился краской и торопливо прикрыл дверь.
Что ж, ладно.
Он подобрал упавшие чайник и поднос, протер их рукавом как мог. Надо бы пойти и найти кого-нибудь, чтобы тут прибрался. Нет. Пожалуй, лучше сделать это самому. Да, именно так. И, просто для верности, сообщить всем, что главу и его высочество никак нельзя беспокоить.
Уже отойдя по коридору достаточно, он был вынужден остановиться, чтобы справиться с приступом истерического смеха.
В конце концов, выходит, что принцу Юю он не солгал ни словом!
***
– Боюсь, – начал Мэй Чансу, тяжело дыша, – что это всё недоразумение, ваше высочество.
Было крайне трудно выдерживать в разговоре потребную дистанцию, когда он по-прежнему лежал с распущенными волосами в крепких объятиях Цзинъяня.
Цзинъянь чуть повернул голову, прислушиваясь, и его рука, обнимающая Мэй Чансу за плечи, напряглась. Лицо его сохраняло идеальное выражение вежливого внимания.
– Мне ненадолго изменила рассудительность, за что я приношу вам свои глубочайшие извинения, – продолжил Мэй Чансу.
– Разве это не было для вас удовольствием? – спросил Цзинъянь. – Мой опыт не настолько велик, но я приложил все старания, чтобы доставить вам удовлетворение.
– Нет! В смысле да, гм, удовольствие было очень…
– Господин Су не подскажет, как именно в будущем мне добиться еще лучшего исполнения? – уточнил Цзинъянь. – Его наставление было бы для меня очень ценно.
– Ну… – начал Мэй Чансу и осекся, разрываемый сразу двумя желаниями.
– Господин Су одержал убедительную победу, – безмятежно продолжил Цзинъянь. – Сделал так, что я теперь полностью в его власти.
– В моей… Что? – Мэй Чансу вывернулся из объятий Цзинъяня и неверяще уставился на него, прежде чем заметил улыбку, тронувшую край его губ. – Ваше…
Цзинъянь посмотрел на него в ответ большими грустными глазами водяного буйвола, в самой глубине которых сверкала искорка озорства.
– …ваше высочество! – договорил Мэй Чансу подобающе, но с огромным трудом.
О, он не должен был позволить этому случиться. Это вышло очень скверно. Цзинъянь сейчас… был таким счастливым? И, против всей логики и здравого смысла, его сделал счастливым Мэй Чансу. Его поза сделалась расслабленной и свободной, как у большого кота, нежащегося на солнышке, а постоянная морщинка между бровей разгладилась.
Может, подумал Мэй Чансу, все не столь ужасно? Может, ему еще удастся спасти ситуацию. В конце концов, делать путь Цзинъяня легче – его работа. Приглядывать за исполнением его нужд.
– Вы слишком много думаете, – между делом заметил Цзинъянь.
– Как ваш советник, я обременяю себя делами ради того, чтобы легко почивалось вам, ваше высочество, – ответил Мэй Чансу, и его поклон был лишь самую малость шуточным.
А затем он намеренно подвинулся обратно в объятия Цзинъяня и умостил голову на его твердом плече. Его вздох он скорее почувствовал всем телом, чем услышал.
– Так могу ли я рассчитывать, что все новые дары, присланные принцем Юем, ваше высочество также примет?
– Это меньшее, что я могу сделать для разрешения данного затруднения, – согласился Цзинъянь
– Что ж. Тогда все хорошо.
Название: Спокойно!..
Канон:
Переводчик: fandom Asian historical dorama 2019
Бета: fandom Asian historical dorama 2019
Оригинал: With A Sense Of Poison Rationality by Lanna Michaels (lannamichaels), разрешение на перевод запрошено.
Размер: драббл, 450 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи:
Сяо Цзинъянь
/Мэй Чансу
, Линь Чэнь
Категория: слэш
Жанр: драма, фикс-ит
Рейтинг: R
Примечание: кинк "исцеляющий секс"
Примечание 2: название в оригинале - каламбур на строчку из песни группы Panic! At The Disco ("...With a sense of poise and rationality", то есть дословно - "спокойно и с достоинством").
Для голосования: #. fandom Asian historical dorama 2019 - "Спокойно!.."
*
Начинается все с неприятного ощущения, вклинивающегося между омывающими его тело волнами удовольствия. Мэй Чансу предпринимает все усилия, чтобы его подавить. Цзинъянь настоял на том, что должен проводить его как следует, и это – последний его подарок Цзинъяню. Тот больше никогда не увидит Чансу, но это воспоминание останется с ним. Подобным образом они прощались всякий раз, когда были молодыми и кто-то из них уходил на войну. И Мэй Чансу не даст своему нездоровью испортить эту ночь. К тому же, и это еще хуже, если его сейчас стошнит, то Цзинъянь может и вовсе отозвать свое позволение отпустить его в сражение, а Мэй Чансу должен, должен уйти с Северной армией.
Но ему удается сдерживаться лишь до мгновения, когда Цзинъянь изливает в него семя, а затем содрогание от сияющего пика и дрожь желудка не могут ужиться друг с другом, и Мэй Чансу едва успевает опереться на локоть, когда его выворачивает прямо через край кровати.
Цзинъянь кричит и зовет лекаря еще прежде, чем видит, каким цветом его стошнило, но когда все же видит – крики делаются еще громче. Приступы рвоты идут один за другим, Мэй Чансу с трудом открывает глаза, таращится на пол и думает: «Ого, теперь он меня точно никуда не отпустит».
Не проходит и пяти минут, как вокруг толпятся лекари. А через час является и Линь Чэнь: цокает языком, обмахивается веером и имеет чересчур самодовольный вид, когда повелительно требует у Чансу руку – проверить пульс.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Линь Чэнь. Цзинъянь встревоженно маячит за его плечом, укутанный в первый попавшийся ему под руку халат – вообще-то это халат Мэй Чансу. Слуги вокруг них уже оставили попытки переодеть его подобающе.
– Хорошо, – отвечает Чансу, и на этот раз говорит правду. Несмотря на непрекращающуюся тошноту, ему не холодно – в первый раз за четырнадцать лет. Да что там, он ощущает голод! Он бы съел целый парадный обед и еще осталось место для сладкого. А потом еще раз пообедал бы вместе с Цзинъянем.
– Так и должно быть, – фыркает Линь Чэнь. – Ты только что изверг яд Огня-Стужи. – Он окидывает тело Мэй Чансу долгим вдумчивым взглядом, задерживаясь больше, чем это следует, на отметинах страсти, которые на нем оставил Цзинъянь. – Надо будет написать про этот результат отцу.
– Хочешь сказать... – начинает Цзинъянь, у которого явно перехватывает горло от внезапной надежды.
– Поздравляю с проявленной на ложе доблестью, – отвечает ему Линь Чэнь через голову Мэй Чансу. Тот видит, как на физиономии Цзинъяня одно непостижимое выражение сменяется другим, и наконец принц в облегчении оседает на колени.
– Я не дам ему осыпать тебя подарками, – раздраженно кидает Чансу Линь Чэню. Нечего так радостно скалиться!
– Не сможешь! – возражает Цзинъянь, поднимая голову. На его лице расплывается улыбка. – У тебя просто не получится.
Начинается все с неприятного ощущения, вклинивающегося между омывающими его тело волнами удовольствия. Мэй Чансу предпринимает все усилия, чтобы его подавить. Цзинъянь настоял на том, что должен проводить его как следует, и это – последний его подарок Цзинъяню. Тот больше никогда не увидит Чансу, но это воспоминание останется с ним. Подобным образом они прощались всякий раз, когда были молодыми и кто-то из них уходил на войну. И Мэй Чансу не даст своему нездоровью испортить эту ночь. К тому же, и это еще хуже, если его сейчас стошнит, то Цзинъянь может и вовсе отозвать свое позволение отпустить его в сражение, а Мэй Чансу должен, должен уйти с Северной армией.
Но ему удается сдерживаться лишь до мгновения, когда Цзинъянь изливает в него семя, а затем содрогание от сияющего пика и дрожь желудка не могут ужиться друг с другом, и Мэй Чансу едва успевает опереться на локоть, когда его выворачивает прямо через край кровати.
Цзинъянь кричит и зовет лекаря еще прежде, чем видит, каким цветом его стошнило, но когда все же видит – крики делаются еще громче. Приступы рвоты идут один за другим, Мэй Чансу с трудом открывает глаза, таращится на пол и думает: «Ого, теперь он меня точно никуда не отпустит».
Не проходит и пяти минут, как вокруг толпятся лекари. А через час является и Линь Чэнь: цокает языком, обмахивается веером и имеет чересчур самодовольный вид, когда повелительно требует у Чансу руку – проверить пульс.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Линь Чэнь. Цзинъянь встревоженно маячит за его плечом, укутанный в первый попавшийся ему под руку халат – вообще-то это халат Мэй Чансу. Слуги вокруг них уже оставили попытки переодеть его подобающе.
– Хорошо, – отвечает Чансу, и на этот раз говорит правду. Несмотря на непрекращающуюся тошноту, ему не холодно – в первый раз за четырнадцать лет. Да что там, он ощущает голод! Он бы съел целый парадный обед и еще осталось место для сладкого. А потом еще раз пообедал бы вместе с Цзинъянем.
– Так и должно быть, – фыркает Линь Чэнь. – Ты только что изверг яд Огня-Стужи. – Он окидывает тело Мэй Чансу долгим вдумчивым взглядом, задерживаясь больше, чем это следует, на отметинах страсти, которые на нем оставил Цзинъянь. – Надо будет написать про этот результат отцу.
– Хочешь сказать... – начинает Цзинъянь, у которого явно перехватывает горло от внезапной надежды.
– Поздравляю с проявленной на ложе доблестью, – отвечает ему Линь Чэнь через голову Мэй Чансу. Тот видит, как на физиономии Цзинъяня одно непостижимое выражение сменяется другим, и наконец принц в облегчении оседает на колени.
– Я не дам ему осыпать тебя подарками, – раздраженно кидает Чансу Линь Чэню. Нечего так радостно скалиться!
– Не сможешь! – возражает Цзинъянь, поднимая голову. На его лице расплывается улыбка. – У тебя просто не получится.