Подмастерье из Архива
А это замечательная, веселая, флаффная... практически ПВП. Постканон, в котором МЧС жив и отныне - императорский Благородный супруг и Советник Мэй.
Название: Императорский образ мыслей
Переводчик: Подмастерье из Архива
Оригинал: orangememory, Empire State of Mind, разрешение на перевод запрошено
Размер: мини (1838 слов)
Пейринг/Персонажи:
Категория: слэш
Жанр: юмор, романс, флафф
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: АУ, постканон (Мэй Чансу жив).
Краткое содержание: Императорский Супруг и Советник Мэй слишком свирепо занят работой, министры плачутся императору, и...
Примечание: написано на фест "Семь смертных грехов и шесть буддистских добродетелей". По заданию, автору фика грехом выпала леность, а добродетелью - дхьяна (сосредоточение). Итак, Цзинъянь сосредоточен на том, чтобы склонить Чансу к праздности...
читать дальше*
С приближением Нового Года прислужники, чиновники и министры равно спасались бегством от императорского Советника Мэй Чансу, зеницы императорского ока и ключевой фигуры при дворе его величества.
Чтобы вы понимали, советник Мэй (точнее, императорский Благородный супруг и Советник Мэй, как гласило название его титула, слишком длинное, чтобы его произносить) был известен своим острым умом, прозорливостью и цепкостью. А вот чего в нем не было, так это снисходительности к тем, кто медлил и ленился при исполнении своих обязанностей.
Новый Год был особенно трудным временем, поскольку все изыскивали возможности провести время с семьей и друзьями, однако никто, даже сам император, не мог убедить вышеупомянутого советника самому не так спешить с работой по порученным ему делам и не подгонять при этом всех прочих.
Единственные, кто поспевал за ним, были, конечно же, министры Шэнь и Цай, в то время как даже бойкий на язык глава канцелярии министр Лю был раздражен и рекомендовал его величеству использовать «альтернативные» методы, чтобы поберечь своих чиновников.
Император в эту минуту выглядел озадаченным, а вдовствующая императрица, сидевшая рядом с ним, таинственно улыбнулась и сказала:
– У меня есть одна идея.
***
Мэй Чансу сидел в императорском кабинете Цзинъяня, весь уйдя в документ, в котором обсуждались последние ученые достижения иноземцев в области оружия, и одновременно думал о возможности осуществить подобное в Великой Лян. Он должен будет связаться с военным министром и министром податей, а также с главной канцелярией, чтобы обсудить создание нового управления, и желательно завтра...
Теплая рука крепко обняла его, а горячие губы мазнули по загривку. Он вздрогнул, когда эти же губы, обдавая теплым дыханием, прошептали ему на это ухо кое-что малоприличное, пока другая рука развязывала пояса его халатов.
«Ох, но у него же есть работа!»
– Хорошая попытка, Цзинъянь, мой дорогой, но твоему соблазнению недостает тонкости – ведь меня еще ждет столько дел, – сухо отозвался Чансу и расслышал в голосе своего супруга едва заметный вздох разочарования.
– Сяо Шу, но ты ведь не можешь быть занят сильней, чем император, – ласково пожаловался Цзинъянь в той манере, которую подхватил от самого Линь Шу. Перед Мэй Чансу сразу встал выбор: то ли смалодушничать и сдаться своему милому, то ли возгордиться тем, как он все же научил неопытного принца плохому.
«Ох, но у него же есть работа!»
– Ваш слуга занят делами ради того, чтобы никакие заботы не тревожили ваше величество, – мгновенно извернулся он с ответом, но, увы, вся его хитрость была вознаграждена легким укусом в шею. Частью своего существа Чансу понадеялся, что этим Цзинъянь и ограничится, хотя другой частью в то же время страстно пожелал, чтобы тот прижал его к стене и отымел до полного бесчувствия.
– Похоже, мой супруг весьма озабочен благосостоянием империи, так что я не стану препятствовать его делам, – лукаво заметил Цзинъянь. – Вместо этого позволь мне в этот вечер позаботиться о тебе со всем тщанием.
Чансу сощурился, расслышав в его голосе подспудную нотку... озорства? Прежде, чем он успел что-либо ответить, Цзинъянь просто сделал жест в сторону свитков и отступил на шаг. Однако Чансу не успел почти-вздохнуть, освобожденный от желанного касания, как почувствовал, как с него снимают заколку и распускают волосы. Ловкие пальцы Цзинъяня расправили спутанные пряди, добрались до самой головы и принялись разминать ее, медленными круговыми движениями с обоих сторон затылка.
– Сяо Шу, твои свитки не будут ждать весь день, почему бы тебе к ним не вернуться? Закончишь – доложишь мне, – чувственным хрипловатым голосом приказал Цзинъянь, чьи пальцы не делали с Чансу ничего неподобающего, но так... чертовски... отвлекали.
Не говоря уж о том, что все его халаты так и остались развязаны, и от Цзинъяня его отделяли каких-то два слоя ткани.
«Ох, но у него же есть работа!»
Чансу стиснул зубы и сосредоточился на новой модели арбалета. Если на то пошло, в упрямстве он своему любимому не уступит,
***
«Гребаные арбалеты, мать их так и эдак», – ругался Чансу себе под нос.
Казалось, миновала целая вечность, а он не перевернул даже одну чертову страницу, пока эти чертовы заботливые пальцы массировали ему голову.
– Сяо Шу. Ты сегодня, кажется, совсем не спешишь – даже с одним свитком не закончил! Может, мне стоит помочь тебе собраться?
Разумеется, Чансу вспыхнул при этом невыносимо снисходительном замечании – было ясно, что его буйволиное величество явился сюда переупрямить его и делал это с редким умением. Но Чансу, разумеется, не сдастся, и вообще, в их с Цзинъянем поединках выигрывает обычно он.
«И еще у него есть работа, само собой».
– Я с радостью приму любую помощь, какую ваше величество сочтет уместным мне оказать, – "Ха, Водяной Буйвол, как тебе это?"
– Как пожелаете, дражайший супруг.
Намерения Цзинъяня полностью прояснились в следующее мгновение, когда по комнате поплыл запах их любимого бальзама с ароматом персиков и чая. Это было специальное снадобье, которое тетушка Цзин составляла для дам, и еще ребенком Линь Шу однажды стащил баночку и съел. Определенно, уже в том возрасте это была не самая удачная мысль.
Чансу бездумно расслабился, когда Цзинъянь аккуратно спустил с его плеч халаты, и ощущение от его собственных мягких, распущенных волос, скользнувших по спине, было настолько ярким, что заставило вздрогнуть. Цзинъянь одобрительно хмыкнул и открыл баночку с бальзамом.
«Вот мерзавец, нательные штаны он на мне оставил».
Что ж, в эту игру можно играть и вдвоем. Чансу изобразил вежливое отсутствие интереса и снова вчитался в свиток, где описывалась требуемая длина оперения, а тем временем Цзинъянь согрел ладони и – наконец-то! – положил ему на спину.
Следующие несколько минут Чансу вполне удавалось терпеть то, что с ним делали, и даже рассуждать вслух для Цзинъяня о том, какое количество людских ресурсов займет подобное перевооружение, – но дальше стало поистине невыносимо, и он осекся.
Пальцы Цзинъяня, много лет проведшего в армии и на полях сражений, были все в мозолях, и это шершавое прикосновение к нежной коже вышибало из Чансу дыхание. Это была чистая пытка наслаждением, когда тот принялся разминать ему затекшую шею и растирать мускулы, нажимая на такие точки, про которые Чансу и не предполагал, что они могут стать источником подобного удовольствия.
Он почти слышал усмешку в голосе Цзинъяня, но… у него еще была работа.
***
– Сяо Шу, вот здесь я нажимаю – хорошо? Я помню, ты всегда расслаблялся, когда я массировал тебя тут, – вежливо поинтересовался Цзинъянь, перейдя к особо чувствительному местечку у него на пояснице. – Как удачно, что по настоянию родителей мы обзавелись хотя бы основными познаниями в полевой медицине… очень важно суметь снять напряжение, когда ты сосредоточен…
Еще бы Цзинъянь не прибег к этой уловке! Чансу, размякший под его руками, моментально вспомнил, как сам некогда привык проверять свое новообретенное умение делать массаж. У Цзинъяня тогда отвисла челюсть, когда Линь Шу показывал ему, как снять напряжение. Его друг мог только всхлипывать, когда Линь Шу буквально заставил петь его тело под своими пальцами, а все прочие возражения в буквальном смысле отсосал и проглотил. Чансу сразу сглотнул при воспоминании о том первом разе – как тогда в горле было влажно, чувствительно и совершенно восхитительно.
"Свитки! Иноземное оружие! Работать!"
Чансу попытался напомнить себе, кто он есть, в последней отчаянной попытке держаться. Мэй Чансу – гребаный гений цилиня. Гении цилиня получают Империю, а никак не сдаются на милость всяких безнравственных императоров, чьи длинные пальцы и изумительно делают массаж, и идеально проникают внутрь него, и растягивают так, что легко входят сразу три, и заставляют умолять «еще!», когда ты стоишь на четвереньках. И, конечно же, гении цилиня не позволяют всяким годным на неожиданности водным буйволам привязать их к столбикам кровати, а потом вбивать их в мягкое императорское ложе до самого восхода солнца. Гений цилиня не должен уступать своему пылкому супругу, даже когда тот с ловкостью уже развязывает его нательные штаны…
Погоди, что? Мэй Чансу чуть разума не лишился, ощутив, как прохладный воздух касается ягодиц, и тут же прохладу сменило тепло Цзинъяня, а запах персиков и чая сместился ниже.
Чансу издал последний, лишенный всякого достоинства писк, когда вцепился в бумажный свиток твердо, решительно и бесстыдно, точно язычок пламени, намеренный вырасти в большой огонь.
Цзинъянь поцеловал его в ямочку ниже копчика, улыбнулся ему в бедро и медленно раздвинул половинки.
Холодное прикосновение бальзама заставило Чансу захлебнуться воздухом, свиток свалился с кровати, пальцы и лицо Цзинъяня уже находились в непосредственной близости от розового сжавшегося входа, который тот был в состоянии растягивать и орошать не один час подряд.
Чансу проиграл, полностью и бесповоротно.
Цзинъянь подул на стиснутое колечко мышц – и Чансу громко вскрикнул. К черту весь внутренний контроль, он же не монах; и он позволил чувству этой жажды затопить его, а его мужское орудие уже наливалось, отвечая на ласки супруга.
– Ладно, ваше величество, вы выиграли. Не буду я читать эти свитки сегодня вечером, а завтра не буду мучить ими ваших министров.
Но даже свое поражение Чансу признал обычным самоуверенно-бравым тоном, за что немедленно заслужил шлепок от Цзинъяня.
– Можете наказать меня как сочтете уместным, – добавил он, поддразнивая, потому что был остер на язык и в качестве маленькой мести хотел, чтобы и супруг тоже помучился.
За это он получил еще один шлепок по ягодицам, и голосом, хриплым от желания, Цзинъянь прошептал ему:
– Я бы очень хотел наказать тебя за твою дерзость: привязать тебя здесь, обвязать янский столб шелковой лентой и оставить так на часы, чтобы ты плакал и звал меня. Я бы хотел ожерелье из тех больших жемчужин, которые тебе так нравятся, затолкать в твое тело, пока ты не заскулишь и даже думать забудешь о любых военных докладах. Я бы хотел увидеть, насколько покраснеют твои соски от моего любимого хлыста, а затем остудить их языком, чтобы ты кончил прямо себе на живот...
Ну конечно же, гений цилиня просто не мог издать этот придушенный скулящий звук, только не он.
И определенно не мог развратный супруг-император этого самого гения цилиня ликовать от удовольствия, глядя, как плоть того, окрепнув окончательно, делается полностью, болезненно, охуенно твердой.
– Но сегодня, мой дорогой, – продолжил Цзинъянь, обводя смазанным в бальзаме пальцем задние врата, – сегодня мы просто займемся тобой и только тобой; дадим тебе и возьмем от тебя столько, что тебе ничего не останется, кроме как позабыть про труды. Ничего иного, нежели податливо и покорно пребывать в наших руках.
Чансу прикусил губу и громко застонал, уже предвкушая, как его захлестнет волна восхитительного сумасшествия и удовольствия.
Большой палец Цзинъяня медленно надавил на вход, и в жар его расселины проник язык, причем обладатель этого языка что-то еще тихонько гудел себе под нос, и от этого дрожания все мозги Чансу и вовсе стекли ниже пояса.
Но прежде, чем он успел окончательно утратить рассудок, какая-то мелочь, застрявшая в уголке его мозга, все же потребовала ясности.
– Цзинъянь, ты сказал «мы»?!
Цзинъянь лишь шире ухмыльнулся.
«О нет, о да, о мой господин, да...» – это последнее, что скользнуло в разуме Чансу, прежде чем он утонул в тумане любви и вожделения, едва подумал о том, что имел в виду Цзинъянь.
Теперь императорскому Советнику Мэй Чансу предстоял непрекращающийся экстаз длиной во все новогодние праздники.
У свитков не было никакого шанса. Цзинъянь и вся служба Внутреннего дворца намеревались об этом позаботиться.
Название: Императорский образ мыслей
Переводчик: Подмастерье из Архива
Оригинал: orangememory, Empire State of Mind, разрешение на перевод запрошено
Размер: мини (1838 слов)
Пейринг/Персонажи:
Сяо Цзинъянь (принц Цзин)/Мэй Чансу (Линь Шу, Су Чжэ) 
Категория: слэш
Жанр: юмор, романс, флафф
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: АУ, постканон (Мэй Чансу жив).
Краткое содержание: Императорский Супруг и Советник Мэй слишком свирепо занят работой, министры плачутся императору, и...
Примечание: написано на фест "Семь смертных грехов и шесть буддистских добродетелей". По заданию, автору фика грехом выпала леность, а добродетелью - дхьяна (сосредоточение). Итак, Цзинъянь сосредоточен на том, чтобы склонить Чансу к праздности...
читать дальше*
С приближением Нового Года прислужники, чиновники и министры равно спасались бегством от императорского Советника Мэй Чансу, зеницы императорского ока и ключевой фигуры при дворе его величества.
Чтобы вы понимали, советник Мэй (точнее, императорский Благородный супруг и Советник Мэй, как гласило название его титула, слишком длинное, чтобы его произносить) был известен своим острым умом, прозорливостью и цепкостью. А вот чего в нем не было, так это снисходительности к тем, кто медлил и ленился при исполнении своих обязанностей.
Новый Год был особенно трудным временем, поскольку все изыскивали возможности провести время с семьей и друзьями, однако никто, даже сам император, не мог убедить вышеупомянутого советника самому не так спешить с работой по порученным ему делам и не подгонять при этом всех прочих.
Единственные, кто поспевал за ним, были, конечно же, министры Шэнь и Цай, в то время как даже бойкий на язык глава канцелярии министр Лю был раздражен и рекомендовал его величеству использовать «альтернативные» методы, чтобы поберечь своих чиновников.
Император в эту минуту выглядел озадаченным, а вдовствующая императрица, сидевшая рядом с ним, таинственно улыбнулась и сказала:
– У меня есть одна идея.
***
Мэй Чансу сидел в императорском кабинете Цзинъяня, весь уйдя в документ, в котором обсуждались последние ученые достижения иноземцев в области оружия, и одновременно думал о возможности осуществить подобное в Великой Лян. Он должен будет связаться с военным министром и министром податей, а также с главной канцелярией, чтобы обсудить создание нового управления, и желательно завтра...
Теплая рука крепко обняла его, а горячие губы мазнули по загривку. Он вздрогнул, когда эти же губы, обдавая теплым дыханием, прошептали ему на это ухо кое-что малоприличное, пока другая рука развязывала пояса его халатов.
«Ох, но у него же есть работа!»
– Хорошая попытка, Цзинъянь, мой дорогой, но твоему соблазнению недостает тонкости – ведь меня еще ждет столько дел, – сухо отозвался Чансу и расслышал в голосе своего супруга едва заметный вздох разочарования.
– Сяо Шу, но ты ведь не можешь быть занят сильней, чем император, – ласково пожаловался Цзинъянь в той манере, которую подхватил от самого Линь Шу. Перед Мэй Чансу сразу встал выбор: то ли смалодушничать и сдаться своему милому, то ли возгордиться тем, как он все же научил неопытного принца плохому.
«Ох, но у него же есть работа!»
– Ваш слуга занят делами ради того, чтобы никакие заботы не тревожили ваше величество, – мгновенно извернулся он с ответом, но, увы, вся его хитрость была вознаграждена легким укусом в шею. Частью своего существа Чансу понадеялся, что этим Цзинъянь и ограничится, хотя другой частью в то же время страстно пожелал, чтобы тот прижал его к стене и отымел до полного бесчувствия.
– Похоже, мой супруг весьма озабочен благосостоянием империи, так что я не стану препятствовать его делам, – лукаво заметил Цзинъянь. – Вместо этого позволь мне в этот вечер позаботиться о тебе со всем тщанием.
Чансу сощурился, расслышав в его голосе подспудную нотку... озорства? Прежде, чем он успел что-либо ответить, Цзинъянь просто сделал жест в сторону свитков и отступил на шаг. Однако Чансу не успел почти-вздохнуть, освобожденный от желанного касания, как почувствовал, как с него снимают заколку и распускают волосы. Ловкие пальцы Цзинъяня расправили спутанные пряди, добрались до самой головы и принялись разминать ее, медленными круговыми движениями с обоих сторон затылка.
– Сяо Шу, твои свитки не будут ждать весь день, почему бы тебе к ним не вернуться? Закончишь – доложишь мне, – чувственным хрипловатым голосом приказал Цзинъянь, чьи пальцы не делали с Чансу ничего неподобающего, но так... чертовски... отвлекали.
Не говоря уж о том, что все его халаты так и остались развязаны, и от Цзинъяня его отделяли каких-то два слоя ткани.
«Ох, но у него же есть работа!»
Чансу стиснул зубы и сосредоточился на новой модели арбалета. Если на то пошло, в упрямстве он своему любимому не уступит,
***
«Гребаные арбалеты, мать их так и эдак», – ругался Чансу себе под нос.
Казалось, миновала целая вечность, а он не перевернул даже одну чертову страницу, пока эти чертовы заботливые пальцы массировали ему голову.
– Сяо Шу. Ты сегодня, кажется, совсем не спешишь – даже с одним свитком не закончил! Может, мне стоит помочь тебе собраться?
Разумеется, Чансу вспыхнул при этом невыносимо снисходительном замечании – было ясно, что его буйволиное величество явился сюда переупрямить его и делал это с редким умением. Но Чансу, разумеется, не сдастся, и вообще, в их с Цзинъянем поединках выигрывает обычно он.
«И еще у него есть работа, само собой».
– Я с радостью приму любую помощь, какую ваше величество сочтет уместным мне оказать, – "Ха, Водяной Буйвол, как тебе это?"
– Как пожелаете, дражайший супруг.
Намерения Цзинъяня полностью прояснились в следующее мгновение, когда по комнате поплыл запах их любимого бальзама с ароматом персиков и чая. Это было специальное снадобье, которое тетушка Цзин составляла для дам, и еще ребенком Линь Шу однажды стащил баночку и съел. Определенно, уже в том возрасте это была не самая удачная мысль.
Чансу бездумно расслабился, когда Цзинъянь аккуратно спустил с его плеч халаты, и ощущение от его собственных мягких, распущенных волос, скользнувших по спине, было настолько ярким, что заставило вздрогнуть. Цзинъянь одобрительно хмыкнул и открыл баночку с бальзамом.
«Вот мерзавец, нательные штаны он на мне оставил».
Что ж, в эту игру можно играть и вдвоем. Чансу изобразил вежливое отсутствие интереса и снова вчитался в свиток, где описывалась требуемая длина оперения, а тем временем Цзинъянь согрел ладони и – наконец-то! – положил ему на спину.
Следующие несколько минут Чансу вполне удавалось терпеть то, что с ним делали, и даже рассуждать вслух для Цзинъяня о том, какое количество людских ресурсов займет подобное перевооружение, – но дальше стало поистине невыносимо, и он осекся.
Пальцы Цзинъяня, много лет проведшего в армии и на полях сражений, были все в мозолях, и это шершавое прикосновение к нежной коже вышибало из Чансу дыхание. Это была чистая пытка наслаждением, когда тот принялся разминать ему затекшую шею и растирать мускулы, нажимая на такие точки, про которые Чансу и не предполагал, что они могут стать источником подобного удовольствия.
Он почти слышал усмешку в голосе Цзинъяня, но… у него еще была работа.
***
– Сяо Шу, вот здесь я нажимаю – хорошо? Я помню, ты всегда расслаблялся, когда я массировал тебя тут, – вежливо поинтересовался Цзинъянь, перейдя к особо чувствительному местечку у него на пояснице. – Как удачно, что по настоянию родителей мы обзавелись хотя бы основными познаниями в полевой медицине… очень важно суметь снять напряжение, когда ты сосредоточен…
Еще бы Цзинъянь не прибег к этой уловке! Чансу, размякший под его руками, моментально вспомнил, как сам некогда привык проверять свое новообретенное умение делать массаж. У Цзинъяня тогда отвисла челюсть, когда Линь Шу показывал ему, как снять напряжение. Его друг мог только всхлипывать, когда Линь Шу буквально заставил петь его тело под своими пальцами, а все прочие возражения в буквальном смысле отсосал и проглотил. Чансу сразу сглотнул при воспоминании о том первом разе – как тогда в горле было влажно, чувствительно и совершенно восхитительно.
"Свитки! Иноземное оружие! Работать!"
Чансу попытался напомнить себе, кто он есть, в последней отчаянной попытке держаться. Мэй Чансу – гребаный гений цилиня. Гении цилиня получают Империю, а никак не сдаются на милость всяких безнравственных императоров, чьи длинные пальцы и изумительно делают массаж, и идеально проникают внутрь него, и растягивают так, что легко входят сразу три, и заставляют умолять «еще!», когда ты стоишь на четвереньках. И, конечно же, гении цилиня не позволяют всяким годным на неожиданности водным буйволам привязать их к столбикам кровати, а потом вбивать их в мягкое императорское ложе до самого восхода солнца. Гений цилиня не должен уступать своему пылкому супругу, даже когда тот с ловкостью уже развязывает его нательные штаны…
Погоди, что? Мэй Чансу чуть разума не лишился, ощутив, как прохладный воздух касается ягодиц, и тут же прохладу сменило тепло Цзинъяня, а запах персиков и чая сместился ниже.
Чансу издал последний, лишенный всякого достоинства писк, когда вцепился в бумажный свиток твердо, решительно и бесстыдно, точно язычок пламени, намеренный вырасти в большой огонь.
Цзинъянь поцеловал его в ямочку ниже копчика, улыбнулся ему в бедро и медленно раздвинул половинки.
Холодное прикосновение бальзама заставило Чансу захлебнуться воздухом, свиток свалился с кровати, пальцы и лицо Цзинъяня уже находились в непосредственной близости от розового сжавшегося входа, который тот был в состоянии растягивать и орошать не один час подряд.
Чансу проиграл, полностью и бесповоротно.
Цзинъянь подул на стиснутое колечко мышц – и Чансу громко вскрикнул. К черту весь внутренний контроль, он же не монах; и он позволил чувству этой жажды затопить его, а его мужское орудие уже наливалось, отвечая на ласки супруга.
– Ладно, ваше величество, вы выиграли. Не буду я читать эти свитки сегодня вечером, а завтра не буду мучить ими ваших министров.
Но даже свое поражение Чансу признал обычным самоуверенно-бравым тоном, за что немедленно заслужил шлепок от Цзинъяня.
– Можете наказать меня как сочтете уместным, – добавил он, поддразнивая, потому что был остер на язык и в качестве маленькой мести хотел, чтобы и супруг тоже помучился.
За это он получил еще один шлепок по ягодицам, и голосом, хриплым от желания, Цзинъянь прошептал ему:
– Я бы очень хотел наказать тебя за твою дерзость: привязать тебя здесь, обвязать янский столб шелковой лентой и оставить так на часы, чтобы ты плакал и звал меня. Я бы хотел ожерелье из тех больших жемчужин, которые тебе так нравятся, затолкать в твое тело, пока ты не заскулишь и даже думать забудешь о любых военных докладах. Я бы хотел увидеть, насколько покраснеют твои соски от моего любимого хлыста, а затем остудить их языком, чтобы ты кончил прямо себе на живот...
Ну конечно же, гений цилиня просто не мог издать этот придушенный скулящий звук, только не он.
И определенно не мог развратный супруг-император этого самого гения цилиня ликовать от удовольствия, глядя, как плоть того, окрепнув окончательно, делается полностью, болезненно, охуенно твердой.
– Но сегодня, мой дорогой, – продолжил Цзинъянь, обводя смазанным в бальзаме пальцем задние врата, – сегодня мы просто займемся тобой и только тобой; дадим тебе и возьмем от тебя столько, что тебе ничего не останется, кроме как позабыть про труды. Ничего иного, нежели податливо и покорно пребывать в наших руках.
Чансу прикусил губу и громко застонал, уже предвкушая, как его захлестнет волна восхитительного сумасшествия и удовольствия.
Большой палец Цзинъяня медленно надавил на вход, и в жар его расселины проник язык, причем обладатель этого языка что-то еще тихонько гудел себе под нос, и от этого дрожания все мозги Чансу и вовсе стекли ниже пояса.
Но прежде, чем он успел окончательно утратить рассудок, какая-то мелочь, застрявшая в уголке его мозга, все же потребовала ясности.
– Цзинъянь, ты сказал «мы»?!
Цзинъянь лишь шире ухмыльнулся.
«О нет, о да, о мой господин, да...» – это последнее, что скользнуло в разуме Чансу, прежде чем он утонул в тумане любви и вожделения, едва подумал о том, что имел в виду Цзинъянь.
Теперь императорскому Советнику Мэй Чансу предстоял непрекращающийся экстаз длиной во все новогодние праздники.
У свитков не было никакого шанса. Цзинъянь и вся служба Внутреннего дворца намеревались об этом позаботиться.
@темы: слэш, ЗФБ-2019, Мэй Чансу (Линь Шу), Сяо Цзинъянь
-
-
08.04.2019 в 20:59-
-
08.04.2019 в 22:06