Подмастерье из Архива
Название: Все, что нам нужно – это…
Канон:
Переводчик: Подмастерье из Архива
Бета: Кицуне
Оригинал: aozu, All You Need Is Ki--, разрешение на перевод запрошено
Размер: миди, 7693 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи:
Категория: слэш
Жанр: драма, ангст, романс
Рейтинг: R (за войну и кровищу, не за секс)
Предупреждения: АУ, неоднократная смерть персонажа, спойлери все равно ХЭ
Примечание: автор поставил тексту рейтинг PG-13
Краткое содержание: Во всем виновато это проклятое солнце, или День сурка по-древнекитайски
Читать и скачивать: на AO3
На ФБ: здесь
Канон:
Переводчик: Подмастерье из Архива
Бета: Кицуне
Оригинал: aozu, All You Need Is Ki--, разрешение на перевод запрошено
Размер: миди, 7693 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи:
Сяо Цзинъянь
/Ле Чжаньин
Категория: слэш
Жанр: драма, ангст, романс
Рейтинг: R (за войну и кровищу, не за секс)
Предупреждения: АУ, неоднократная смерть персонажа, спойлери все равно ХЭ
Примечание: автор поставил тексту рейтинг PG-13
Краткое содержание: Во всем виновато это проклятое солнце, или День сурка по-древнекитайски
Читать и скачивать: на AO3
На ФБ: здесь
***
Слепящий солнечный луч дробился в глазах Чжаньина.
Солнце било в глаза с такой силой, что Чжаньин невольно зажмурился и осознал это лишь тогда, когда услышал, как замолк Цзинъянь, а солдаты приветствовали его речь криками «Ура!». Сейчас им предстоял бой – приграничная стычка с дунхайцами, которые совсем уж обнаглели в последние пару недель со своими вторжениями на лянские земли. Чжаньин отвернулся, спасаясь от потока ослепительного света, заморгал и наконец разглядел решительный кивок Цзинъяня.
– Идем, – приказал тот, развернулся на месте – плащ взметнулся за его плечами, – и зашагал вперед.
Это была не первая и не последняя их война. Не то чтобы это сделало сражения легче – зато прибавило им опыта. В первую очередь – Цзинъяню, который водил свои отряды в бой уже девять лет. Ле Чжаньин вошел в ряды командиров принца Цзина лишь четыре года назад. Им предстояла не самая мелкая приграничная стычка, но они должны были справиться, не требуя подкрепления.
Сейчас, глядя, как первые ряды его армии увязают в сражении, принц Цзин хмурился все сильнее. Вряд ли враг так уж превосходил их числом, зато дунхайские солдаты яростно сражались за каждую пядь земли. Чжаньин видел, как его принц мысленно пересматривает тактику происходящего боя, стараясь понять, в чем именно они ошиблись.
Помедлив еще малость, Цзиньянь ударил коня пяткой, посылая его в самую гущу битвы. Само это резкое движение стало для Чжаньина неожиданностью – но не поступок принца, который уже не раз, по самым разным поводам, без предупреждения и совершенно внезапно, бросался со своего наблюдательного поста в сражение. Ле Чжаньин поспешил за ним, пустив лошадь быстрой рысью.
– Что-то пошло не так, – пробормотал Цзинъянь. – Чжаньин, скажи сотнику Ченю, чтобы отводил своих людей. Отступайте, но аккуратно. Если мы сегодня усилим натиск, то потеряем солдат больше, чем необходимо.
Чжаньин кивком подтвердил, что понял, и повернул коня, стремясь отыскать среди сражения остальных командиров. Цзинъянь направил своего коня вслед за ним, возможно, намереваясь сам переговорить с сотниками.
Сотника Ченя Чжаньину отыскать удалось не сразу и прорубаться к нему пришлось через группу дунхайских солдат в тяжелой железной броне. Сражение было жестоким, Чжаньин был вынужден спешиться и в одно мгновение взмок и запыхался, истратив немало сил. В ответ на переданный им приказ сотник кивнул и выдохнул, что да, давно пора. Чжаньин едва расслышал его ответ – он в эту секунду отбивал нацеленное в него вражеское копье. Строй лянских солдат медленно отступал, и Чжаньин – вместе с прочими, оставаясь в первом ряду. Он знал, что Цзинъянь где-то поблизости, и прилагал все силы, чтобы вывести как можно больше людей из боя живыми.
Доспехи Цзинъяня всегда было легко различить в бою, и Чжаньин то и дело отыскивал их взглядом. Принц сейчас рубился с кем-то на мечах – с места яростной схватки доносилось клацанье и резкий свист металла. По уровню мастерства его противника было очевидно, что принц схватился не с рядовым солдатом, да и доспехи воина-мечника были столь же богатыми, как у самого Цзинъяня, только другого цвета и с иным орнаментом.
Этого мечника Чжаньин видел впервые. Командующего дунхайскими войсками он знал в лицо по опыту предыдущих боев, но сейчас его сменил другой. Крупный, свирепый, величественного вида мужчина. На лице дунхайца расцвела мерзкая ухмылка, и Чжаньин вдруг понял, отчего. С расстояния двадцати бу в спину Цзинъяня смотрела стрела.
Чжаньин закричал, но его возглас потонул в шуме боя.
Конечно, эту угрозу разглядел не он один. Несколько солдат обернулись на крик Чжаньина. Одни рванулись к лучнику, другие – дернулись к Цзинъяню на помощь. Но все они были слишком далеко, чтобы успеть вовремя. Чжаньин успел сделать какие-то два шага, когда увидел, как стрела вонзается прямо в спину Цзинъяню, пробивая его тело насквозь, и наконечник выходит у него из груди.
Кровь набатом била у Чжаньина в ушах. Воздух казался густой грязью, словно он брел через болото. Паника охватила его с такой силой, что было странно, отчего он не завопил. Он видел, что один, потом другой солдат пытается оттеснить врага от скрючившегося от боли Цзинъяня, но воину из Дунхая они помехой не стали. Цзинъянь попытался отбить его удар дрожащей рукой, тут же закашлялся, и кровь хлынула у него изо рта.
Чжаньин всем корпусом врезался в дунхайца с мечом, но его веса не хватило, чтобы сбить того с ног. Он самим телом, костьми чувствовал, что не соперник этому воину, но выбора у него не было. Он был не вправе допустить, чтобы Цзинъянь изведал позор окончательного поражения.
Принц Великой Лян не может погибнуть в какой-то приграничной стычке!
Когда меч вонзился ему в живот, Чжаньин не почувствовал боли. Просто колени подогнулись, он ощутил в горле резкий металлический вкус, и густая кровь закапала в пыль у него изо рта. Он потянулся к Цзинъяню – тот выговорил что-то одними губами, лицо его было белым как мел...
И прежде, чем мир погрузился в темноту, Чжаньин увидел, как голова Цзинъяня слетает с плеч.
…
Вот мерзкое солнце!
Чжаньин сглотнул, поморщившись от боли в пересохшем горле. Все, что он сейчас видел – узкая полоса красноватого света, и до него не сразу дошло, что он плотно зажмурился от ослепительного солнечного сияния. Он повернулся и вытянул шею так, чтобы лицо было хоть немного в тени, и тогда смог наконец разглядеть происходящее вокруг. Цзинъянь медленно вышагивал перед рядами солдат, еще не закончив свою воодушевляющую речь. Чжаньин кивал в такт его словам и исполнительно издал клич вместе со всеми, когда принц договорил.
Чжаньин бросил быстрый взгляд на свой живот – туда, где он своими глазами видел вонзившийся меч. Разумеется, ничего такого не было, он чувствовал себя превосходно, разве что пить хотелось немного. И все же он был совершенно уверен, что совсем недавно, несколько мгновений назад, его закололи. А Цзинъянь...
... плащ взметнулся за плечами Цзинъяня, когда тот развернулся на месте и приказал:
– Идем.
Чжаньин прикипел взглядом к принцу, чуть ли не силой заставляя себя тронуться с места. Но голова Цзинъяня твердо сидела у того на плечах. Чжаньина передернуло, воспоминание отозвалось у него внутри мерзкой тошнотой, и… Да нет, никакое это было не воспоминание. Просто не могло быть. Видение? Предостережение? И то, и другое было бы скверно, но разумно – в отличие от воспоминания. Однако Чжаньин до сих пор чувствовал на языке вкус собственной крови.
Он следовал по пятам за Цзинъянем, пожирая его глазами бдительно и настороженно, и принц не мог этого в конце концов не заметить. Когда они вдвоем остановились на холме, обозревая разворачивающийся у подножия бой, тот спросил:
– Что-то не так, Чжаньин?
Чжаньин вздрогнул – весь поглощенный своим наблюдением – и быстро склонил голову:
– Нет, ваше высочество.
– Ты выглядишь рассеянным с той минуты, как мы покинули лагерь, – безгневно, но твердо указал Цзинъянь.
– Простите, ваше высочество, – поспешил принести извинения Чжаньин. – Это просто... это просто жара, – решился он на оправдание, поскольку не знал, что еще сказать.
Цзинъянь еще раз оглядел его с ног до головы и кивнул:
– Тогда тебе нужно больше пить.
Чжаньин отвернул крышку флаги, чтобы унять беспокойство Цзинъяня. Может, у всех этих странностей и вправду одна причина – жара. Он напился и проследил за взглядом принца, разглядывавшего их боевые порядки внизу. И тут у него буквально упала челюсть: он понял, что перед его глазами точно тот рисунок боя, который он уже знал – видел раньше? Лянский строй был сломан, хотя обычно они не поддавались натиску дунхайцев.
Цзинъянь пустил коня рысью, и Чжаньин, разумеется, последовал за ним.
– Что-то пошло не так, – произнес Цзинъянь. – Чжаньин, скажи сотнику Ченю, чтобы отводил своих людей. Отступайте, но аккуратно. Если мы сегодня усилим натиск, то потеряем солдат больше, чем необходимо.
Принц Цзинъянь ускакал вперед, оставив Чжаньина в потрясении – настолько жуткой показалась ему эта уже знакомая фраза. Несколько секунд тот просто глядел в спину принцу, который скрылся в гуще боя между сражающимися, и лишь затем неохотно тронулся с места, исполняя отданный ему приказ. Не могло же происходящее уже случаться с ним прежде! Конечно, не могло. Но сотника Ченя, отражавшего вражеский натиск, Чжаньин отыскал именно там, где и в прошлый раз.
– Хм, его высочество прав, – проворчал тот, а мгновение спустя Чжаньин уклонился от копья, которое чуть было не вспороло ему бок.
Он похолодел от дикого ужаса. События разворачивались точно в той же последовательности, это была не просто иллюзия сходства; необъяснимым и безумным образом он понимал – ощущал? – что Цзинъянь вот-вот погибнет.
Цзинъянь сейчас погибнет!
Чжаньин не видел Цзинъяня в хаосе боя, но знал, где тот сейчас находится, – и бросился прямо туда. Это не было легким делом, но он не терял времени, прорубая себе прямую дорогу сквозь ряды дунхайских солдат к сверкающей латами фигуре Цзинъяня. Он расслышал первый же лязг мечей, когда принц скрестил оружие с новым командующим дунхайцев, оттолкнув от верной гибели в неравном поединке одного из своих солдат. Цзинъянь не знал, что для него самого эта битва станет последней… Взгляд Чжаньина метнулся туда, где в прошлый раз стоял лучник – так и есть, вот он, и четверо солдат его охраняют, чтобы никто ему не помешал.
Засада была устроена заранее, понял Чжаньин. Но сейчас это было не важно, а важно то, что этого лучника он должен был снять. Любой ценой. Чжаньин взмахнул мечом и бросился на пятерых солдат, явно изумленных его целенаправленной яростью. Братья-солдаты тоже узнали Чжаньина и поспешили к нему на помощь. Но лучник стоял на шаг в стороне, наложив стрелу, не обращая внимания на схватку вокруг и нацелив оперенную смерть прямо в спину Цзинъяню.
В следующее мгновение случилось сразу слишком много всего.
Чжаньин заорал, срывая голос – и Цзинъянь повернулся как раз, чтобы увидеть, как тому наконец-то удалось вонзить меч в бок стрелка. Стрела уже сорвалась с тетивы, однако просвистела мимо цели, пройдя в опасной близости от плеча Цзинъяня.
Зато другая стрела вошла принцу Цзину в горло.
Еще один притаившийся лучник в засаде.
Цзинъянь упал на землю, грянувшись об нее коленями, темно-красная кровь мгновенно пропитала ткань его ворота. Чжаньин даже не успел закрыть глаза – командующий Дунхая отсек принцу голову в тот же миг, не потратив и доли мгновения на торжествующий взгляд на поверженного противника. Рот Чжаньина наполнила желчь с отвратительным кислым привкусом рвоты, и лишь сплюнув ее, он осознал, что это кровь,
Он уставился затуманивающимся взглядом в глаза дунхайского солдата перед собой, который перерезал ему горло.
...
Здесь было нестерпимо ярко.
Чжаньин пожалел, что встал именно здесь, но на глазах у всего войска ему не стоило даже шевелиться, чтобы не отвлекать солдат от персоны Цзинъяня. Он лишь чуть наклонил голову и сощурился под потоком яростного солнечного света. Наконец принц шагнул обратно к нему, и Чжаньин тут же выпрямился.
– Идем, – распорядился Цзинъянь, жестом посылая отряд в бой.
Чжаньин повиновался по сущей привычке, но все его тело напряглось.
Не может быть,
Только не снова!
– Ваше высочество!.. – заговорил Чжаньин раньше, чем успел обуздать свой язык.
– Что? – переспросил Цзинъянь, когда через несколько секунд так и не дождался продолжения.
Но Чжаньин сам не знал, что сейчас хочет сказать. Что он умер, но каким-то образом снова жив? Что Цзинъянь погиб, и все же каким-то образом снова жив? Что странным образом один и тот же день начинается с одной и той же минуты снова и снова, и сейчас это уже третий раз? А может, Чжаньину все просто приснилось. Может, они и сейчас спит и видит кошмар.
– У дунхайцев теперь новый командующий, – произнес он вместо этого. – Необычайно силен и опытен и устроил на вас засаду. Нам надо пересмотреть нашу стратегию.
Цзинъянь нахмурил лоб, его брови сошлись к переносице.
– Откуда ты это знаешь? И почему говоришь об этом только сейчас?
– Я... Я... – Чжаньин сжал кулаки. – Ваше высочество, вы не поверите мне, но прошу вас... – Он стиснул рукоять меча, придавая себе решимости, и опустился на одно колено. – Держитесь сегодня подальше от поля боя.
Долгое время Цзинъянь молчал, похоже, перебирая в голове все возможные причины, по которым Ле Чжаньин мог внезапно его об этом попросить.
– Объясни мне, каким образом ты получил эти сведения.
– Я его уже видел, – признался Чжаньин. – Уже видел, как он поставил своих солдат. Он заставит вас ввязаться в поединок, но там будут лучники, и они выстрелят вам в спину. Прошу вас, ваше высочество, я... я не сумею защитить вас, и они...
– Уже видел, – медленно повторил Цзинъянь, подходя ближе, пока в поле зрения Чжаньина не попали носки его сапог. – И как именно?
Запоздало Чжаньин осознал, как прозвучали его слова: он то ли намеренно подвергал риску всех своих солдат, шпионя за дунхайцами, то ли лично общался с врагами. Он стоял на коленях на глазах у своих солдат – и лицо Цзинъяня было бесстрастным, но в его глазах подозрение мешалось с разочарованием и неверием.
– Я дважды прожил сегодняшний день, – сказал Чжаньин, упорно буравя взглядом землю. – Я знаю, как это произойдет сегодня – в точности как это было уже два раза.
– Не понимаю, о чем ты, – отозвался Цзинъянь твердым голосом.
– Знаю, это звучит неправдоподобно. – Чжаньин помолчал, стискивая зубы. – Но это – этот день – случился уже два раза. Со мною. С вами, – поправился он, морща лоб. – Со всеми. Сначала вы говорите речь, потом мы идем в бой и непонятно почему вязнем в схватке. Вы приказываете аккуратно отступать, – продолжил он недрогнувшим голосом. – Я передаю приказ сотнику Ченю, а к другим командирам вы направляетесь сами. Вы сталкиваетесь с командующим дунхайцев и... и...
– И? – вопросительно поднял бровь Цзинъянь.
– И вам стреляют в спину. – Чжаньин сглотнул. – А ваш противник сносит вам голову.
Последнее заявление породило громкий ропот вокруг – так что Цзинъяню пришлось окинуть солдат суровым взглядом, чтобы те замолкли.
– Чжаньин, – приказал принц отрывисто после короткой паузы. – Встань. Идем со мной.
Тон его голоса не предполагал споров, да Чжаньин и чувствовал себя слишком виноватым, чтобы возражать. Жестом Цзинъянь показал ему на ближайшую палатку, превращенную в штабную. Чжаньин встал там, где Цзинъянь ему указал и постарался не дрогнуть, когда тот подошел вплотную.
– Ты никогда прежде не лгал мне, – начал Цзинъянь, со взглядом тяжелым и испытующим.
– Никогда, – согласился Чжаньин, когда понял, что принц ждет от него подтверждения своим словам.
– То, что ты мне только что сказал... Это тоже правда?
– Да. – Чжаньин энергично закивал, чувствуя почти облегчение. – Ваше высочество, я... я не знаю, как это произошло, но я не могу... вы не можете... – Он покачал головой. – Прошу вас, не выходите сегодня на поле боя.
Цзинъянь издал сдержанный вздох.
– Чжаньин, ты один из самых доверенных моих людей, – сказал он, отступая на шаг. – Но в твои слова очень... сложно поверить. Ты говоришь, что уже пережил ранее события сегодняшнего дня. Тогда скажи мне, какую фразу я сейчас произнесу?
– Не могу, – пояснил Чжаньин. – Этот разговор – он новый. В прошлые два раза я не пытался вас остановить.
– Так откуда же ты знаешь, что в этот раз все пойдет так же, как и в прошлый? – склонил голову Цзинъянь.
– Я... – Чжаньин открыл рот – и тут же захлопнул. – Но...
– Ты пил сегодня достаточно воды? – поинтересовался Цзинъянь, и из его плеч ушло напряжение. – Сегодня жарче, чем обычно, ты должен помнить про обезвоживание. Пойдем, мы потеряли достаточно времени.
– Ваше высочество!.. – попытался вмешаться Чжаньин, но принц, кажется, был глух к дальнейшим мольбам.
– Ты должен понимать, что можно и что нельзя говорить мне, особенно перед лицом моих солдат, – заявил Цзинъянь, задержавшись и окинув Чжаньина взглядом. – Вечером я назначу тебе наказание.
Чжаньин беспомощно склонил голову:
– ...да, ваше высочество
Они без остановки проследовали к полю боя, и все это время Чжаньин держал рот на замке. Однако он ощутил – и подавил это ощущение – свою правоту, когда лянские войска начали оттеснять, и это ощущение лишь усилилось, когда Цзинъянь принял решение приказать им отступать.
– Ваше высочество, пожалуйста! Вы не можете... – Он попытался своей лошадью преградить путь Цзинъяню прежде, чем принц тронулся с места. – Я прошу вас, ваше высочество, умоляю… – взмолился он. – Вы не можете идти туда.
– Чжаньин! – свирепо сощурился Цзинъянь. – Ты просишь меня оставить в опасности собратьев по оружию лишь потому, что, возможно, я погибну? На войне все сражаются на передовой и рискуют жизнью. Ты это знаешь.
– Но это не то же самое! Я точно знаю, что вы погибнете! – выпалил Чжаньин в смятении и расстройстве. Цзинъяня этот выкрик не смягчил; напротив, Чжаньин понял, что разгневал его. – Я отправлюсь вниз и передам всем ваши приказы сам, – быстро вставил он. – Прошу вас, оставайтесь здесь.
– Нет, – отрезал Цзинъянь твердо и без промедления. – И если ты снова будешь иметь наглость об этом заговорить, тебя разжалуют на два звания. Это ясно?
Не дожидаясь его ответа, принц пришпорил коня, проскакав вперед мимо Чжаньина.
– Ваше высочество! – завопил Чжаньин ему вслед и выругался сквозь зубы.
Перед сотником Ченем он извинится в другой жизни. А сейчас Чжаньин двинулся вслед за принцем. Когда бой сделался слишком горяч, он спешился. Цзинъянь был в трех-четырех бу впереди него и пробивался туда, где его солдаты ввязались в безрезультатную рубку с дунхайцами.
В этот раз Чжаньин столкнулся с вражеским командующим первым. Свирепая фигура в пурпурных латах, с широким мечом – таки массивным, что его удар был почти подобен топору. Чжаньину пришлось обороняться обеими руками, когда этот воин на него напал – и, парировав удар его меча, он почувствовал, как вся рука заныла. Он услышал Цзинъяня, выкрикнувшего проклятие прямо у него над ухом – и почувствовал, как тот отталкивает его.
Раньше Чжаньин не думал, что ему может быть еще больнее от того, как умирает Цзинъянь. Но теперь принц рухнул прямо на него, жестко уронив на землю и вышибив дыхание. И через мгновение Чжаньин осознал, что дунхаец выдергивает свой чертов широкий меч из пронзенной груди Цзинъяня и что последний беззвучный выдох боли сорвался с губ того прямо в руках Чжаньина. Чжаньин заморгал, ошеломленный до потери рассудка, не в силах вздохнуть.
В следующий миг голова Цзинъяня слетела с плеч, окатив потоком крови всё, лицо Чжаньина, даже его глаза. Никогда Чжаньин не был так благодарен за собственную смерть хотя бы потому, что мог больше не видеть этой красной пелены.
...
В то самое мгновение, когда Чжаньин заставил себя распахнуть глаза навстречу слепящему солнцу, он сложился пополам, ощутив в горле рвоту с привкусом овсянки, которую съел на завтрак. Обеспокоенный Цзинъянь положил руку ему на плечо – но это вовсе не утешало, напротив, было знаком его близкой, неизбежной смерти. Чжаньин вырывался из рук солдат, которым было приказано доставить его в палатку лекаря, однако безуспешно.
– Жара тебя и вправду доконала, – пробормотал Цзинъянь в ответ на отчаянную мольбу Чжаньина выслушать его. – Отдохни как следует.
– Ваше высочество, пожалуйста, вы не можете... – охрипший голос Чжаньина сорвался, когда двое солдат подняли его и унесли.
Чжаньин томился в лазарете, изнывая от досады; он попытался вернуться на свое место (но безрезультатно, ведь принц Цзин своим личным приказом отправил его к лекарям), попытался уговорить его выпустить, взывал к солдатам, говоря им, что с его высочеством сейчас случится что-то ужасное, но все они встречали его объяснения с еще большим скепсисом, чем принц. В конце концов, Чжаньину пришлось выждать пол-стражи, пока его охранники не сменились, и лишь тогда удалось буквально спастись из лагеря бегством.
Цзинъяня не было на их наблюдательном пункте – и это значило, что принц уже спустился на поле боя. Чжаньин увидел сверху, что лянские солдаты бросились к своему командующему, и это означало неизбежное.
Он упал на колени, весь дрожа.
Он опоздал, да?
Пусть в этот раз он не видел смерть Цзинъяня своими глазами, лучше от этого не стало. Все расплывалось перед его взглядом, звуки доносились как сквозь вату. Увидев генерала Ле на вершине холма, солдаты принца Цзина стали выкрикивать в отчаянии его имя. Их лица были белыми как снег. Но что он мог сделать?
Попытавшись нагнать Цзинъяня, он не успел забрать в лагере свой меч. Оружие было только внизу, на поле боя, среди мертвых тел.
Что он мог?
Он заставил себя схватить ближайший меч и присоединиться к проклятому отступлению – или, скорее, к их последней попытке защититься.
Что он мог?
Даже если события этого дня разворачивались не точно так же, как в прошлый раз, свелось все к одному. Чжаньин пал духом и не сумел сражаться со своей обычной яростью, когда увидел, как генерал Дунхая шагает к нему по полю брани, своей лапищей держа за волосы отрубленную голову принца Цзина,
Он был рад смерти.
...
О боги.
Проклятье.
Гребаное.
Солнце.
На это раз Чжаньин не стал открывать глаз, пока голос Цзинъяня гудел где-то в отдалении.
За восемнадцать повторений одних и тех же событий он испробовал все пришедшие ему в голову способы избежать ужасного финала. Начиналось все каждый раз с того, что Цзинъянь договаривал свою речь, поэтому у Чжаньина было совсем немного времени, чтобы спланировать бой или отложить развертывание их боевых порядков.
Он умолял Цзинъяня – просто словами и на коленях, любыми самыми дерзкими способами, но тот слушал его лишь до того момента, пока не решал, что Чжаньин пытается ему указывать. Он пробовал взять с собою в бой лук и самому перестрелять лучников. Он пытался усилить охрану вокруг Цзинъяня, негласно отдав солдатам приказ, чтобы они сильнее всего обороняли именно принца. Он пытался расставить прикрытие вокруг Цзинъяня во время того поединка на мечах – но всегда обнаруживался еще один замаскированный лучник. Он пытался эффективнее выстроить отряд или предложить лучшую тактику отступления...
Один раз он решил сделать отступление не скрытым, а резким и быстрым, протрубив сигнал тревоги, чтобы Цзинъянь не спустился на поле боя. В результате этой ошибки воцарился хаос, солдаты запаниковали, что сейчас их всех перебьют, и Чжаньин навеки запомнил тот потрясенный взгляд, которым уставился на него Цзинъянь, взгляд, говорящий: «Разве я этому тебя учил?» И это все равно не помогло, потому что под конец дунхайцы ворвались в их лагерь и зарубили Цзинъяня прямо там.
Как же он устал!
Не было смысла пытаться кого-то убедить – никто ему не верил, и даже если репутация Чжаньина говорила в его пользу и порождала у них сомнения, от витка к витку у них не оставалось никаких доказательств его правоты.
На это раз Чжаньин поступил совсем не в своем характере. Он, не поколебавшись ни мгновения, обратился к Цзинъяню, едва тот сделал первый шаг:
– Ваше высочество, я неважно себя чувствую. Прошу вашего разрешения остаться в лагере.
Его просьба явно застала Цзинъяня врасплох, ведь в последний раз Чжаньин признал свое недомогание, когда упал без сознания у дверей его кабинета, поскольку три дня подряд переносил лихорадку на ногах и все равно решил заступить на своей пост.
– Это все жара, да? – Цзинъянь сощурился и кивнул. – Сходи навести лекаря Ли.
– Я... я... прошу прощения, ваше высочество, – повинился Чжаньин, действительно чувствовавший себя виноватым
– Иди и не беспокойся. Отдохни как следует, – распорядился Цзинъянь, и, помолчав, прибавил: – Нужно, чтобы кто-нибудь помог тебе дойти?
Чжаньин решительно отказался, и Цзинъянь ушел.
Чжаньин вернулся в лагерь и засел в своей собственной палатке, однако его беспокойство от минуты к минуте только росло. Не важно ведь, пойдет он в бой или останется: результат всегда оказывался одним и тем же. Он устал от попыток что-либо сделать, на этот раз он просто не станет делать ничего…
Это оказалось тяжелей, чем он предполагал.
Меньше, чем через час, его охватила нервозность. Никогда прежде он не лгал Цзинъяню – но ложь оказалась такой легкой, слова сами сорвались с языка! Цзинъянь даже не переспросил, уверен ли он; принц верил ему на слово. А Чжаньин, его доверенный генерал Ле Чжаньин, решил сидеть в лагере и даже не попытаться спасти Цзинъяня от смерти, потому что пошел на поводу у чувства жалости к себе?
Нет, он так не мог. Надев шлем, он помчался к загону с лошадьми, не обращая внимания на то, как молодые новобранцы (слишком молодые, чтобы сражаться), озадаченно и беспокойно окликают его, все ли с ним в порядке.
Какой уж там порядок, гуй его побери!
Он был трусом и предателем, он решил подвести Цзинъяня лишь потому, что устал и сдался.
Чжаньин влетел на наблюдательный пункт на холме на всем скаку – и сам не знал, на что он надеялся. Может быть на то, что на это раз Цзинъянь останется на этом проклятом холме, а не поскачет в бой, как и положено такому достойному командиру, как он.
Разумеется, на этот раз все произошло, как и всегда.
Оказавшись на месте, Чжаньин медленно выдохнул. Он видел, как войска Дунхая безжалостно оттесняют лянцев, вторгаются на их плацдарм. Армия Цзина едва держалась. Самого Цзинъяня нигде не было видно – может, он уже погиб? И бежать отсюда было некуда.
Он почувствовал еще горшую вину, чем обычно. Если бы он был со всеми в бою, он, быть может, сделал бы... хоть что-то. Что-то иное. Он мог быть здесь, чтобы попытаться изменить судьбу Цзинъяня. Он бросил своего принца – намеренно и сознательно. В первый раз в жизни – но и одного раза было достаточно.
Он не заслуживал того, чтобы жить.
В следующие двадцать ударов сердца он уже ворвался в сражение и буквально силой выволок оттуда Цзинъяня. Скорее всего, его обвинят в предательской непочтительности, может быть, даже в измене, но пока он ухитрялся тащить раненого (но живого!) Цзинъяня к границе, поодаль от лагеря.
Цзинъянь стонал и ругался на него, но рана в его боку была слишком глубока, чтобы он мог идти сам. Чжаньин и так вычерпал весь свой запас сил и везения, как можно раньше вытащив своего принца из поединка с дунхайским воином. И понимал, что за последние четверть стражи Цзинъянь в нем глубоко и основательно разочаровался.
Чжаньин слушал его негодующие речи вполуха. Ему было не до разговоров – он отчаянно искал и не мог найти для Цзинъяня безопасного укрытия. Чжаньин бросил всех солдат принца Цзина умирать, пожертвовав ими, чтобы увести самого принца от опасности – и сам не был уверен, удалось ли ему это. Поблизости протекал ручеек, но в остальном равнина была плоской, и здесь не было места, чтобы спрятаться. Он опустил Цзинъяня у воды, оторвал лоскут ткани и попытался смыть кровь, обильно заливавшую тому живот.
Цзинъянь гневно отпихнул его руку.
– Я... я думал, что знаю тебя, Чжаньин! – выдавил он сквозь зубы, с горящим взглядом. – А ты... ты бросил их всех там на смерть...
– И сделал бы это снова, – ответил Чжаньин без выражения. – И снова, чтобы спасти вас.
Он стиснул зубы, силой отодвигая руку Цзинъяня. Никогда он не прикасался к принцу подобным образом, никогда не вел себя с ним так бесцеремонно, не отвечал ему вот так, но... его сейчас заботило только одно: спасти Цзинъяня на этот раз.
Хоть раз. О боги, всего лишь раз.
– Ты зря теряешь время, – выдохнул Цзинъянь с усилием. Лицо его было бледным, из угла рта побежала струйка крови. – Возвращайся и... и организуй отступление. Вместе с остальными. Иди.
– Без вас – не пойду, – твердо и негромко проговорил Чжаньин, вглядываясь в кровавое месиво раны.
– Я сказал... иди! – Цзинъянь покачал головой. Казалось, свирепый взгляд выжал из него последние силы. – Я тебе приказываю. Если... в тебе осталось хоть немного верности мне... иди.
– Не пойду! – отрезал Чжаньин, ощущая, как от жгучей досады на глаза наворачиваются слезу. – Я не собираюсь снова позволить вам умереть!
Его руки тряслись настолько, что он никак не мог должным образом приложить повязку из этого дурацкого куска ткани к ране. Он сам себя обманывал, должно быть. Цзинъянь потерял столько крови! У Чжаньина с собой не было ни лекарств, ни игл с шелком. Не разжечь огня, не напоить, не спрятать... Какая уж тут безопасность. Дунхайцы отыщут их через четверть часа, не позже.
– Чжаньин... – пробормотал Цзинъянь, слабо стискивая его руку. – Чжаньин... ты ведь еще можешь сделать все как надо. – Он сглотнул. – Возвращайся. Нельзя бросать... остальных.
Чжаньин втянул воздух – и расплакался. Горячие слезы беспрепятственно текли по его лицу.
– Нет, не могу, не могу, – всхлипывал он, давясь воздухом. – Ваше высочество, я не могу... я не могу так больше... – бормотал он. – Я не знаю, как мне еще поступить! Я перепробовал столько... столько всего разного, и ничего не срабатывает. Я не могу спасти вас. Ни разу не смог.
Цзинъянь смотрел на него молча, и гнев на его лице смягчился.
– Ты и не должен, – выдохнул принц после долгой паузы. – Все, что ты должен, – спасти остальных.
Никогда Чжаньин не чувствовал себя так мерзко.
– Нет. Моя забота – только вы, – признался он тихим рваным шепотом, и слезы полились еще сильней. – Я люблю вас, – договорил он, хоть и знал, что это бесполезно. – Всегда, всегда любил вас, и я… – Его голос дрогнул. – П-простите меня, прошу вас. Я знаю, что это не мое место, рядом с вами. Но не оставлю вас до конца.
– Ох, Чжаньин, – выговорил Цзинъянь. Его голос хрипел, он выглядел... измученным. – Тогда не мог бы ты сделать одну последнюю вещь... для меня? Спасти… остальных.
Может, иной раз Чжаньин бы исполнил его последнее желание. Но не сейчас.
– Нет. Не могу, – ответил он, прижимая Цзинъяня к себе крепче. – Я эгоист, ваше высочество.
Дунхайские солдаты отыскали их меньше чем через десять минут. Цзинъянь уже испустил свой последний вздох. Чжаньин нащупал свой меч, и вонзить его себе в сердце оказалось проще всего.
...
Первым делом Чжаньин сделал шаг в сторону, уходя с яростного солнца. Один-два солдата отвлеклись на его движение, но Цзинъянь, стоящий к нему спиной, не сбился в своей речи.
Чжаньин замер лишь на долю секунды, прежде чем принял решение. Принц остановился на полуслове при его приближении.
– Ваше высочество, – обратился к нему Чжаньин. Цзинъянь ответил ему вопросительным, напряженным взглядом, ожидая, что же он скажет. – Вы этого потом не вспомните, но я все равно приношу свои извинения.
Чжаньин всегда считал, что его принц поистине сделан из стали, но на этот раз он, напротив, ощущал себя крепче и сильнее Цзинъяня. Он сделал последние два шага и прижался своими губами к его. На мгновение, не дольше, затем он отступил. Он так и не узнал, отшвырнул бы его Цзинъянь или нет, если бы этот поцелуй продлился еще немного – но его смелости хватило только на это.
Короткий поцелуй. Которого хватило.
Цзинъянь смотрел на него расширенными от потрясения глазами, так, словно не понимал, как ему быть. Солдаты, весь их отряд, застыли, разинув рот, невольно – и неосознанно – сбившись теснее. Одни – и их было большинство – смотрели на Чжаньина, как на бесповоротно спятившего, другие точно ждали, что он сейчас падет на колени и уткнется лбом в пыль, вымаливая себе жизнь. И те, и другие равно напряглись, когда Цзинъянь заговорил:
– Чжаньин!.. – и Чжаньин бесстыдно отметил, что тот сейчас коснулся пальцами губ, смущенный. – На колени.
Голос принца был ровным.
Чжаньин на мгновение подумал проигнорировать приказ, но опустился на землю, сложив ладони.
– Ваше высочество.
– Ты понимаешь, что за... это... тебя могут казнить? – спросил Цзинъянь.
– Да.
Вид у Цзинъяня сделался еще более озадаченным.
– Так почему ты это сделал?
– Я вас люблю, – ответил Чжаньин почти бесстрастно, хотя чувствовал, что глаза его обжигают слезы.
Над строем солдат поднялся тихий ропот – и быстро смолк под взглядом принца Цзина. Было очевидно, что Цзинъянь сейчас безнадежно пытается решить, как ему поступить со своим заместителем, который внезапно сломался самым позорным образом.
– Уведите его, – наконец приказал он нескольким солдатам, отвернувшись от Чжаньина. И пробормотал себе под нос: – Перегрелся на солнце, должно быть!
Чжаньин без единого слова позволил братьям-солдатам отконвоировать себя в палатку, где стояли клетки для пленников. Однако они не завели его в одну из этих клеток – напротив, с озадаченным видом втолкнув Ле Чжаньина в палатку, они сами остались снаружи.
– Нам что, посадить генерала Ле в клетку? – шепнул один другому. – Или что нам с ним делать?
– Я не знаю, – так же встревоженно отозвался второй. – Его высочество ничего не приказал!
– Так иди и спроси!
– Сам иди и спроси! – прошипел первый. – Я даже не знаю, разозлился ли его высочество из-за… ну, этого. – Пауза. – А ты сам как думаешь?
– Что думаю?
– Что генерал Ле... Ну... Ну, это.
– Генерал Ле вас слышит, – громко напомнил им Чжаньин, и ему пришлось скрыть улыбку, когда он увидел, как две тени на стенке палатки вытянулись по стойке смирно.
– Виноват, господин! – выкрикнул один из них,
– Он преступник, зачем ты перед ним извиняешься? – быстро прошипел ему второй.
– Он ведь не заперт пока как должно, верно? – проворчал первый. – А если его отпустят, ты что, хочешь стоять ночную стражу весь год подряд?
Чжаньин приподнял бровь. Он и не думал, что ночная стража – настолько ужасная вещь, что считается худшим наказанием из всех, что были в его распоряжении. Но продумать эту мысль дальше он не успел – услышал, как стражи у палатки лязгнули доспехами, вытягиваясь, и выкрикнули титул принца Цзина. Чжаньина удивило, что тот вообще пришел, – если честно, он не додумывал последствия своей маленькой шутки так далеко.
– Отдай мне свой меч, – произнес вошедший Цзинъянь ровно, прежде чем Чжаньин успел подумать о должном воинском приветствии.
Он повиновался без вопросов. Цзинъянь принял оружие и, взяв меч за рукоять, слегка вытянул его из ножен.
– Я вручил его тебе, когда назначил своим заместителем.
– Да, – ответил Чжаньин.
– Тебе следовало хорошенько подумать, прежде чем делать то, что ты сделал.
Чжаньин посмотрел на свои пустые руки.
– Да.
– Почему именно сейчас? – поинтересовался Цзинъянь после недолгого молчания. – Почему ты предпочел сделать это именно сейчас, перед боем? Рассчитывал, что я буду снисходителен, потому что на поле боя мне нужны все люди?
– Нет, – ответил Чжаньин, все еще не поднимая взгляда. – Я сделал это потому, что неважно, что именно я сделаю.
– Что неважно? – переспросил Цзинъянь, и в его голосе звякнул металл. Он договорил свирепо: – Твоя жизнь?
Тогда Чжаньин поднял глаза.
– Это, – он сделал беспомощный жест, понимая, что никогда не вел себя с Цзинъянем настолько дерзко. – Вы не будете помнить, что я признался вам в любви. Что я поцеловал вас.
– Ты хочешь сказать... – начал Цзинъянь бесстрастно и тут же наморщил лоб. – Что-что ты хочешь сказать? Почему это я не вспомню?
– К концу этого дня и вы, и я будем мертвы, – ответил Чжаньин. – А затем я приду в себя, и это снова будет все тот же день. Сегодняшний. И мы снова умрем, и я снова открою глаза. Я проходил через этот день снова и снова, много раз. – Он видел, что Цзинъянь воистину хватается за соломинку, только бы ему поверить. – Я помню все, но только я один.
– Ты уже поступал так прежде? – Цзинъянь решил начать с конца.
– Нет, я... поцеловал я вас впервые.
– Так значит, – Цзинъянь моргнул, – этот раз будет другим.
Чжаньину захотелось громко застонать от досады.
– Это не бывает совсем одинаково! Разные события, в зависимости от того, как поступаю я. Но конец всегда один. Вы умираете. И я тоже. Что бы я ни делал.
Выражение подозрения с лица Цзинъяня все еще не исчезло.
– А ты никогда не пытался рассказать мне об этом?
– Разумеется, пытался! – чуть ли не рявкнул Чжаньин. – А вы мне так и не поверили. Каждый раз говорили, что, мол, это я перегрелся на солнце.
– А ты не перегрелся?
– Нет! – Чжаньин уже готов был начать орать, но успел взять себя в руки и глубоко вздохнул. – Я знаю, что именно я пережил. И с меня довольно. Ваше высочество, всякий раз я делал все, что мог, только бы спасти вас. Но я устал. – Он вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. – Я устал скрывать свои чувства к вам, если каждый раз от этого мне только больно. Если... если остаток вечности мне суждено смотреть, как вы умираете снова и снова, тогда...
– ...ты хотя бы получишь то, что можешь получить? – договорил Цзинъянь.
Чжаньин кивнул.
Цзинъянь разглядывал его тщательно, обходя вокруг с его мечом в руках.
– Ты не тот Чжаньин, которого я знаю, – наконец произнес он размеренно. – Но кем ты еще можешь быть, я тоже не знаю. – Он вздохнул. – Расскажи мне, как я умираю.
Чжаньин рассказал ему все, что смог вспомнить. Он, наверное, прошел по этой адской петле раз тридцать. Целый месяц он проживал один и тот же день с одним и тем же финалом. Иногда он закалывал себя сам прежде, чем все бывало кончено, потому что испытывать это ему было невыносимо. Отчаяние прибывало и отступало. Наконец он смирился, что его каждый раз тащит по этой петле. Единственное, что помогало ему вынести происходящее, – утешение, что в следующем круге Цзинъянь снова окажется жив.
Чжаньин заморгал, когда в его руку ткнулась рукоять его собственного меча, и в смятении уставился на Цзинъяня.
– Бери, – приказал тот коротко. – Мы выходим.
– Ваше высочество! – У Чжаньина аж губы затряслись. Цзинъянь все равно решил идти в бой, как ни доказывал он и не убеждал битых четверть стражи, почему этого делать не следует. – Я прошу вас...
– Я тебе верю, – твердо произнес Цзинъянь. – И ты доверься мне.
Чжаньин вцепился в свое оружие дрожащими пальцами. Они вышли с опозданием – и Цзинъянь повел его куда всегда, но не ускорил шаг, чтобы наверстать время. Солдаты сходили с ума от любопытства, видя Чжаньина не арестованным, а верхом на лошади бок о бок с принцем. Шепотки о том, что же могло случиться в палатке, гуляли тут и там, хотя до слуха командующих не доносились.
Когда они достигли наблюдательного пункта на холме, Цзинъянь подозвал к себе сотников и десятников и отдал им какие-то приказы. Войска направились вниз, но Цзинъянь остался на холме, и Чжаньин рядом с ним.
Битва разворачивалась почти как всегда. Были небольшие отличия в построении их войск, но главное оставалось неизменным: те сражались, пытаясь удержать позиции. Чжаньин покрепче стиснул поводья своего коня, готовый любой ценой не пустить Цзинъяня вниз, в сражение.
Прошло еще немного времени. Цзинъянь не сдвинулся ни на чи, напротив, он спокойно наблюдал за ходом сражения. Их отряды слегка откатились назад, потом и еще, и еще; это было почти отступление, но организованное.
– Вы заранее отдали приказ, – наконец-то сообразил Чжаньин. Он увидел, как Цзинъянь разворачивает какой-то сверток, который привез с собой.
Это был большой лук – массивный, прекрасный, ростом чуть ли не выше самого Цзинъяня. Оружие, каким принц редко пользовался в бою: ведь зачастую именно он возглавлял атаку, а это не позиция для лучника.
– Как ты сказал, ловушка поставлена на меня, – заговорил Цзинъянь, накладывая стрелу на тетиву. – Значит, он придет.
Фигура Цзинъяня была неподвижной, но напряженной. Там, внизу, умирали его люди, и Чжаньин знал, что Цзинъянь всей душой стремится к ним на помощь. Но они оставались на месте, и вскоре между рядами солдат мелькнуло пятно пурпурной брони. Дунхайского командующего окружало пятеро лучников. Они замерли, увидев Цзинъяня на холме, но в то же мгновение тот выпустил свою первую стрелу, и один из лучников упал.
Чжаньин лишь тогда заметил, что задерживал дыхание, когда судорожно выдохнул. Итак, осталось четверо стрелков и воин-мечник. На таком расстоянии у Цзинъяня было преимущество в дальнобойности, зато он скоро сделается для нападающих неподвижной мишенью, если не остановить их вовремя.
– Ваше высочество, – выдохнул Чжаньин в предвкушении, – я разберусь с лучниками, а вы возьмите на себя командующего.
Цзинъянь едва кивнул, уже накладывая на лук вторую длинную стрелу. Чжаньин послал свою лошадь вниз по склону, натягивая собственный лук. Он никогда не был слишком метким стрелком, а целиться в движении было еще сложнее, Но лучники растерялись, целиться ли им в принца или в него, и в этой суматохе еще двое из них пали мертвыми.
Хотя командующий Дунхая все так же двигался вперед, твердо и бестрепетно. Чжаньин попытался атаковать его, но двое оставшихся лучников преградили ему дорогу. Лошади врезались друг в друга, упали; Чжаньину удалось откатиться в сторону, чтобы не оказаться придавленным мертвой тушей, как один из солдат, зато второй чиркнул по нему острием меча. А воин в пурпуре опасно быстро поднимался по склону холма наверх, к Цзинъяню. Цзинъянь выпустил еще одну стрелу, но тот ее отбил.
Ох, трижды трепаные гуи!
Они были близко. Так близко.
В ярости Чжаньин набросился на того дунхайца, который пытался его зарубить, попросту зажал ему локтем шею и пырнул мечом в живот. Лук! Задыхаясь, Чжаньин оглядывался в поисках лука. Его собственный сломался, когда упала лошадь, но вражеский лежал всего в нескольких шагах поодаль. Он сцапал первую попавшуюся целую стрелу и наложил на тетиву.
Не слишком ли он сейчас далеко? Непонятно.
Цзинъянь был вынужден достать меч, но пока не спешился. Он еще мог попытаться спастись бегством, если бы пожелал. Но Чжаньин прекрасно знал, что тот никогда так не поступит.
Он вдохнул, задержал дыхание.
Пальцы прижались к щеке. Он отчаянно старался удержать поднятую руку неподвижной. Воин Дунхая был у него на прицеле. Просвет свободен. Он сможет сделать это.
Только один раз.
Стрела сорвалась с тетивы, и издалека он расслышал удар и громкий стон. Он увидел, как фигура в пурпурных доспехах пошатнулась, когда в нее вонзилась стрела – о боги, о демоны, он сделал это...
Одновременно он ощутил резкую боль под лопаткой. Полуобернувшись, он увидел, как дунхайский лучник, придавленный упавшей лошадью, сплевывает кровь и прожигает его взглядом. Вытянутая рука дунхайца разжалась и упала в грязь. И Чжаньин понял, что эта рука только что метнула в него кинжал, лишь в то мгновение, когда упал на колени, скорчился и кровь хлынула у него изо рта.
Ох, только не снова...
Но ведь Цзинъянь выжил на этот раз, верно?
Чжаньину не хватало сил даже поднять голову, чтобы убедиться в этом.
Значит, этот раз считается.
Должен считаться
...
– Мр-ф... – выдавил стон Чжаньин, отворачиваясь от яркого света.
Почему всё всегда начинается с того, что солнце светит ему в лицо? Он вытянул шею в поисках хоть клочка тени – только шею, потому что ног не чувствовал. И рук. Да и всего прочего тела, если на то пошло. Он вздохнул с облегчением, когда слепящий свет померк.
– Так лучше? – прозвучал над его головой успокаивающий голос.
Чжаньин согласно хрюкнул и пришел в себя. Понадобилось ещё три удара сердца на то, чтобы резко распахнуть глаза и обнаружить, что он обмотан белым полотном в несколько слоев и лежит на лазаретной койке. Цзинъянь с обеспокоенным видом маячил поблизости.
– В-ваше в-высочество – выдавил Чжаньин перехваченным голосом. – Я... я... – заговорил он и осекся. – А где я?
– В лекарской палатке, – ответил Цзинъянь, и только теперь Чжаньин осознал, что на том нет брони поверх обычных одежд. – Ты был ранен. Три дня пролежал без сознания.
Принц помог ему усесться в подушках. За спиной Цзинъяня кипела энергичная деятельность – кто-то кипятил жидкости, кто-то растирал порошки. Но из людей Чжаньин не узнавал никого, кроме их отрядного лекаря.
– Я привел сюда несколько целителей из ближайшего поселения, – объяснил принц, заметив, куда Чжаньин всматривается. – Ты был в слишком скверном состоянии, чтобы тебя перемещать.
– А-а, – только и смог ответить он,
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Цзинъянь, передавая Чжаньину чашку с водой, которую ему только что вручили.
– Ничего не чувствую, – признался Чжаньин, жадно выхлебав прохладную воду.
– На твои раны положили толстым слоем припарку, снимающую боль, – кивнул принц Цзин, забирая у него опустевшую чашку.
Чжаньин ответил «угу» – что еще он мог сказать? Он посмотрел на Цзинъяня, вопросительно склонившего голову, потом обратил внимание, как близко к его постели тот сидит. Осознание медленно накрыло Чжаньина, он прикусил губу, отчаянно вытаращился...
– Ваше высочество, – выговорил он заплетающимся языком. – Что случилось?
– А что ты помнишь? – мягко ответил тот вопросом на вопрос.
– Приграничный бой. Командующий дунхайцев, лучники. Они пришли за вами.
Цзинъянь кивнул. Чжаньин задержал дыхание.
– Все... закончилось? – выговорил он в изумлении. – Сегодня... следующий день?
– Если быть точным, прошло целых три дня, пока ты лежал без чувств – ответил Цзинъянь, на губах которого играла легкая улыбка. – Ты что-нибудь еще помнишь?
Чжаньин покраснел от того, что, говоря это, Цзинъянь положил руку ему на ладонь. Ничуть не случайно – потому что тот пристально наблюдал, как он среагирует. Чжаньин попытался сглотнуть и в приступе стыда вжался глубже в кровать.
– Я, я... сделал нечто... недопустимое, – пробормотал Чжаньин. Он мазнул быстрым взглядом по остальным обитателям палатки – нет, все как один хранили каменные физиономии, не замечая ошеломляющей неловкости его положения. – Я... мне нет оправданий.
– Хм, – согласился Цзинъянь. – На поле боя ты отдавал мне приказы. Мне надо будет подумать, какого наказания заслуживает эта дерзость.
– Я... я не... – Чжаньин ухватил за хвост ускользающую память и понял, что действительно отдал Цзинъяню приказ сосредоточиться на дунхайском воине. – Я... я заслуживаю любого наказания, которое вы сочтете уместным, – выговорил он наконец.
– А еще что? – надавил Цзинъянь.
– Еще?..
– Что еще ты помнишь? – уточнил тот.
Принц уже открыто держал его за руку, переплетя с ним пальцы. Чжаньин не мог отвести от них взгляда, кровь тяжело билась у него в ушах. Он разомкнул губы в отчаянной попытке глотнуть воздуха, грудь его стиснуло, он дрожал.
Не мог же Цзинъянь сам захотеть...
– Я сказал, что люблю вас, – признался Чжаньин едва слышным шепотом.
Лекари в палатке все еще оставались полностью глухи к их разговору.
– И любишь до сих пор? – взгляд Цзинъяня был серьезен.
– ... всегда.
Цзинъянь внезапно отобрал у него руку. Лицо Чжаньина одновременно вспыхнуло жаром и застыло льдом. От него потребовалась вся его смелость, чтобы вынести это разочарование, но тут тот взял его двумя пальцами за подбородок и заставил поднять лицо.
Цзинъянь смотрел на него и улыбался.
– Ох, Чжаньин, – пробормотал он и поцеловал его у всех на глазах.
Слепящий солнечный луч дробился в глазах Чжаньина.
Солнце било в глаза с такой силой, что Чжаньин невольно зажмурился и осознал это лишь тогда, когда услышал, как замолк Цзинъянь, а солдаты приветствовали его речь криками «Ура!». Сейчас им предстоял бой – приграничная стычка с дунхайцами, которые совсем уж обнаглели в последние пару недель со своими вторжениями на лянские земли. Чжаньин отвернулся, спасаясь от потока ослепительного света, заморгал и наконец разглядел решительный кивок Цзинъяня.
– Идем, – приказал тот, развернулся на месте – плащ взметнулся за его плечами, – и зашагал вперед.
Это была не первая и не последняя их война. Не то чтобы это сделало сражения легче – зато прибавило им опыта. В первую очередь – Цзинъяню, который водил свои отряды в бой уже девять лет. Ле Чжаньин вошел в ряды командиров принца Цзина лишь четыре года назад. Им предстояла не самая мелкая приграничная стычка, но они должны были справиться, не требуя подкрепления.
Сейчас, глядя, как первые ряды его армии увязают в сражении, принц Цзин хмурился все сильнее. Вряд ли враг так уж превосходил их числом, зато дунхайские солдаты яростно сражались за каждую пядь земли. Чжаньин видел, как его принц мысленно пересматривает тактику происходящего боя, стараясь понять, в чем именно они ошиблись.
Помедлив еще малость, Цзиньянь ударил коня пяткой, посылая его в самую гущу битвы. Само это резкое движение стало для Чжаньина неожиданностью – но не поступок принца, который уже не раз, по самым разным поводам, без предупреждения и совершенно внезапно, бросался со своего наблюдательного поста в сражение. Ле Чжаньин поспешил за ним, пустив лошадь быстрой рысью.
– Что-то пошло не так, – пробормотал Цзинъянь. – Чжаньин, скажи сотнику Ченю, чтобы отводил своих людей. Отступайте, но аккуратно. Если мы сегодня усилим натиск, то потеряем солдат больше, чем необходимо.
Чжаньин кивком подтвердил, что понял, и повернул коня, стремясь отыскать среди сражения остальных командиров. Цзинъянь направил своего коня вслед за ним, возможно, намереваясь сам переговорить с сотниками.
Сотника Ченя Чжаньину отыскать удалось не сразу и прорубаться к нему пришлось через группу дунхайских солдат в тяжелой железной броне. Сражение было жестоким, Чжаньин был вынужден спешиться и в одно мгновение взмок и запыхался, истратив немало сил. В ответ на переданный им приказ сотник кивнул и выдохнул, что да, давно пора. Чжаньин едва расслышал его ответ – он в эту секунду отбивал нацеленное в него вражеское копье. Строй лянских солдат медленно отступал, и Чжаньин – вместе с прочими, оставаясь в первом ряду. Он знал, что Цзинъянь где-то поблизости, и прилагал все силы, чтобы вывести как можно больше людей из боя живыми.
Доспехи Цзинъяня всегда было легко различить в бою, и Чжаньин то и дело отыскивал их взглядом. Принц сейчас рубился с кем-то на мечах – с места яростной схватки доносилось клацанье и резкий свист металла. По уровню мастерства его противника было очевидно, что принц схватился не с рядовым солдатом, да и доспехи воина-мечника были столь же богатыми, как у самого Цзинъяня, только другого цвета и с иным орнаментом.
Этого мечника Чжаньин видел впервые. Командующего дунхайскими войсками он знал в лицо по опыту предыдущих боев, но сейчас его сменил другой. Крупный, свирепый, величественного вида мужчина. На лице дунхайца расцвела мерзкая ухмылка, и Чжаньин вдруг понял, отчего. С расстояния двадцати бу в спину Цзинъяня смотрела стрела.
Чжаньин закричал, но его возглас потонул в шуме боя.
Конечно, эту угрозу разглядел не он один. Несколько солдат обернулись на крик Чжаньина. Одни рванулись к лучнику, другие – дернулись к Цзинъяню на помощь. Но все они были слишком далеко, чтобы успеть вовремя. Чжаньин успел сделать какие-то два шага, когда увидел, как стрела вонзается прямо в спину Цзинъяню, пробивая его тело насквозь, и наконечник выходит у него из груди.
Кровь набатом била у Чжаньина в ушах. Воздух казался густой грязью, словно он брел через болото. Паника охватила его с такой силой, что было странно, отчего он не завопил. Он видел, что один, потом другой солдат пытается оттеснить врага от скрючившегося от боли Цзинъяня, но воину из Дунхая они помехой не стали. Цзинъянь попытался отбить его удар дрожащей рукой, тут же закашлялся, и кровь хлынула у него изо рта.
Чжаньин всем корпусом врезался в дунхайца с мечом, но его веса не хватило, чтобы сбить того с ног. Он самим телом, костьми чувствовал, что не соперник этому воину, но выбора у него не было. Он был не вправе допустить, чтобы Цзинъянь изведал позор окончательного поражения.
Принц Великой Лян не может погибнуть в какой-то приграничной стычке!
Когда меч вонзился ему в живот, Чжаньин не почувствовал боли. Просто колени подогнулись, он ощутил в горле резкий металлический вкус, и густая кровь закапала в пыль у него изо рта. Он потянулся к Цзинъяню – тот выговорил что-то одними губами, лицо его было белым как мел...
И прежде, чем мир погрузился в темноту, Чжаньин увидел, как голова Цзинъяня слетает с плеч.
…
Вот мерзкое солнце!
Чжаньин сглотнул, поморщившись от боли в пересохшем горле. Все, что он сейчас видел – узкая полоса красноватого света, и до него не сразу дошло, что он плотно зажмурился от ослепительного солнечного сияния. Он повернулся и вытянул шею так, чтобы лицо было хоть немного в тени, и тогда смог наконец разглядеть происходящее вокруг. Цзинъянь медленно вышагивал перед рядами солдат, еще не закончив свою воодушевляющую речь. Чжаньин кивал в такт его словам и исполнительно издал клич вместе со всеми, когда принц договорил.
Чжаньин бросил быстрый взгляд на свой живот – туда, где он своими глазами видел вонзившийся меч. Разумеется, ничего такого не было, он чувствовал себя превосходно, разве что пить хотелось немного. И все же он был совершенно уверен, что совсем недавно, несколько мгновений назад, его закололи. А Цзинъянь...
... плащ взметнулся за плечами Цзинъяня, когда тот развернулся на месте и приказал:
– Идем.
Чжаньин прикипел взглядом к принцу, чуть ли не силой заставляя себя тронуться с места. Но голова Цзинъяня твердо сидела у того на плечах. Чжаньина передернуло, воспоминание отозвалось у него внутри мерзкой тошнотой, и… Да нет, никакое это было не воспоминание. Просто не могло быть. Видение? Предостережение? И то, и другое было бы скверно, но разумно – в отличие от воспоминания. Однако Чжаньин до сих пор чувствовал на языке вкус собственной крови.
Он следовал по пятам за Цзинъянем, пожирая его глазами бдительно и настороженно, и принц не мог этого в конце концов не заметить. Когда они вдвоем остановились на холме, обозревая разворачивающийся у подножия бой, тот спросил:
– Что-то не так, Чжаньин?
Чжаньин вздрогнул – весь поглощенный своим наблюдением – и быстро склонил голову:
– Нет, ваше высочество.
– Ты выглядишь рассеянным с той минуты, как мы покинули лагерь, – безгневно, но твердо указал Цзинъянь.
– Простите, ваше высочество, – поспешил принести извинения Чжаньин. – Это просто... это просто жара, – решился он на оправдание, поскольку не знал, что еще сказать.
Цзинъянь еще раз оглядел его с ног до головы и кивнул:
– Тогда тебе нужно больше пить.
Чжаньин отвернул крышку флаги, чтобы унять беспокойство Цзинъяня. Может, у всех этих странностей и вправду одна причина – жара. Он напился и проследил за взглядом принца, разглядывавшего их боевые порядки внизу. И тут у него буквально упала челюсть: он понял, что перед его глазами точно тот рисунок боя, который он уже знал – видел раньше? Лянский строй был сломан, хотя обычно они не поддавались натиску дунхайцев.
Цзинъянь пустил коня рысью, и Чжаньин, разумеется, последовал за ним.
– Что-то пошло не так, – произнес Цзинъянь. – Чжаньин, скажи сотнику Ченю, чтобы отводил своих людей. Отступайте, но аккуратно. Если мы сегодня усилим натиск, то потеряем солдат больше, чем необходимо.
Принц Цзинъянь ускакал вперед, оставив Чжаньина в потрясении – настолько жуткой показалась ему эта уже знакомая фраза. Несколько секунд тот просто глядел в спину принцу, который скрылся в гуще боя между сражающимися, и лишь затем неохотно тронулся с места, исполняя отданный ему приказ. Не могло же происходящее уже случаться с ним прежде! Конечно, не могло. Но сотника Ченя, отражавшего вражеский натиск, Чжаньин отыскал именно там, где и в прошлый раз.
– Хм, его высочество прав, – проворчал тот, а мгновение спустя Чжаньин уклонился от копья, которое чуть было не вспороло ему бок.
Он похолодел от дикого ужаса. События разворачивались точно в той же последовательности, это была не просто иллюзия сходства; необъяснимым и безумным образом он понимал – ощущал? – что Цзинъянь вот-вот погибнет.
Цзинъянь сейчас погибнет!
Чжаньин не видел Цзинъяня в хаосе боя, но знал, где тот сейчас находится, – и бросился прямо туда. Это не было легким делом, но он не терял времени, прорубая себе прямую дорогу сквозь ряды дунхайских солдат к сверкающей латами фигуре Цзинъяня. Он расслышал первый же лязг мечей, когда принц скрестил оружие с новым командующим дунхайцев, оттолкнув от верной гибели в неравном поединке одного из своих солдат. Цзинъянь не знал, что для него самого эта битва станет последней… Взгляд Чжаньина метнулся туда, где в прошлый раз стоял лучник – так и есть, вот он, и четверо солдат его охраняют, чтобы никто ему не помешал.
Засада была устроена заранее, понял Чжаньин. Но сейчас это было не важно, а важно то, что этого лучника он должен был снять. Любой ценой. Чжаньин взмахнул мечом и бросился на пятерых солдат, явно изумленных его целенаправленной яростью. Братья-солдаты тоже узнали Чжаньина и поспешили к нему на помощь. Но лучник стоял на шаг в стороне, наложив стрелу, не обращая внимания на схватку вокруг и нацелив оперенную смерть прямо в спину Цзинъяню.
В следующее мгновение случилось сразу слишком много всего.
Чжаньин заорал, срывая голос – и Цзинъянь повернулся как раз, чтобы увидеть, как тому наконец-то удалось вонзить меч в бок стрелка. Стрела уже сорвалась с тетивы, однако просвистела мимо цели, пройдя в опасной близости от плеча Цзинъяня.
Зато другая стрела вошла принцу Цзину в горло.
Еще один притаившийся лучник в засаде.
Цзинъянь упал на землю, грянувшись об нее коленями, темно-красная кровь мгновенно пропитала ткань его ворота. Чжаньин даже не успел закрыть глаза – командующий Дунхая отсек принцу голову в тот же миг, не потратив и доли мгновения на торжествующий взгляд на поверженного противника. Рот Чжаньина наполнила желчь с отвратительным кислым привкусом рвоты, и лишь сплюнув ее, он осознал, что это кровь,
Он уставился затуманивающимся взглядом в глаза дунхайского солдата перед собой, который перерезал ему горло.
...
Здесь было нестерпимо ярко.
Чжаньин пожалел, что встал именно здесь, но на глазах у всего войска ему не стоило даже шевелиться, чтобы не отвлекать солдат от персоны Цзинъяня. Он лишь чуть наклонил голову и сощурился под потоком яростного солнечного света. Наконец принц шагнул обратно к нему, и Чжаньин тут же выпрямился.
– Идем, – распорядился Цзинъянь, жестом посылая отряд в бой.
Чжаньин повиновался по сущей привычке, но все его тело напряглось.
Не может быть,
Только не снова!
– Ваше высочество!.. – заговорил Чжаньин раньше, чем успел обуздать свой язык.
– Что? – переспросил Цзинъянь, когда через несколько секунд так и не дождался продолжения.
Но Чжаньин сам не знал, что сейчас хочет сказать. Что он умер, но каким-то образом снова жив? Что Цзинъянь погиб, и все же каким-то образом снова жив? Что странным образом один и тот же день начинается с одной и той же минуты снова и снова, и сейчас это уже третий раз? А может, Чжаньину все просто приснилось. Может, они и сейчас спит и видит кошмар.
– У дунхайцев теперь новый командующий, – произнес он вместо этого. – Необычайно силен и опытен и устроил на вас засаду. Нам надо пересмотреть нашу стратегию.
Цзинъянь нахмурил лоб, его брови сошлись к переносице.
– Откуда ты это знаешь? И почему говоришь об этом только сейчас?
– Я... Я... – Чжаньин сжал кулаки. – Ваше высочество, вы не поверите мне, но прошу вас... – Он стиснул рукоять меча, придавая себе решимости, и опустился на одно колено. – Держитесь сегодня подальше от поля боя.
Долгое время Цзинъянь молчал, похоже, перебирая в голове все возможные причины, по которым Ле Чжаньин мог внезапно его об этом попросить.
– Объясни мне, каким образом ты получил эти сведения.
– Я его уже видел, – признался Чжаньин. – Уже видел, как он поставил своих солдат. Он заставит вас ввязаться в поединок, но там будут лучники, и они выстрелят вам в спину. Прошу вас, ваше высочество, я... я не сумею защитить вас, и они...
– Уже видел, – медленно повторил Цзинъянь, подходя ближе, пока в поле зрения Чжаньина не попали носки его сапог. – И как именно?
Запоздало Чжаньин осознал, как прозвучали его слова: он то ли намеренно подвергал риску всех своих солдат, шпионя за дунхайцами, то ли лично общался с врагами. Он стоял на коленях на глазах у своих солдат – и лицо Цзинъяня было бесстрастным, но в его глазах подозрение мешалось с разочарованием и неверием.
– Я дважды прожил сегодняшний день, – сказал Чжаньин, упорно буравя взглядом землю. – Я знаю, как это произойдет сегодня – в точности как это было уже два раза.
– Не понимаю, о чем ты, – отозвался Цзинъянь твердым голосом.
– Знаю, это звучит неправдоподобно. – Чжаньин помолчал, стискивая зубы. – Но это – этот день – случился уже два раза. Со мною. С вами, – поправился он, морща лоб. – Со всеми. Сначала вы говорите речь, потом мы идем в бой и непонятно почему вязнем в схватке. Вы приказываете аккуратно отступать, – продолжил он недрогнувшим голосом. – Я передаю приказ сотнику Ченю, а к другим командирам вы направляетесь сами. Вы сталкиваетесь с командующим дунхайцев и... и...
– И? – вопросительно поднял бровь Цзинъянь.
– И вам стреляют в спину. – Чжаньин сглотнул. – А ваш противник сносит вам голову.
Последнее заявление породило громкий ропот вокруг – так что Цзинъяню пришлось окинуть солдат суровым взглядом, чтобы те замолкли.
– Чжаньин, – приказал принц отрывисто после короткой паузы. – Встань. Идем со мной.
Тон его голоса не предполагал споров, да Чжаньин и чувствовал себя слишком виноватым, чтобы возражать. Жестом Цзинъянь показал ему на ближайшую палатку, превращенную в штабную. Чжаньин встал там, где Цзинъянь ему указал и постарался не дрогнуть, когда тот подошел вплотную.
– Ты никогда прежде не лгал мне, – начал Цзинъянь, со взглядом тяжелым и испытующим.
– Никогда, – согласился Чжаньин, когда понял, что принц ждет от него подтверждения своим словам.
– То, что ты мне только что сказал... Это тоже правда?
– Да. – Чжаньин энергично закивал, чувствуя почти облегчение. – Ваше высочество, я... я не знаю, как это произошло, но я не могу... вы не можете... – Он покачал головой. – Прошу вас, не выходите сегодня на поле боя.
Цзинъянь издал сдержанный вздох.
– Чжаньин, ты один из самых доверенных моих людей, – сказал он, отступая на шаг. – Но в твои слова очень... сложно поверить. Ты говоришь, что уже пережил ранее события сегодняшнего дня. Тогда скажи мне, какую фразу я сейчас произнесу?
– Не могу, – пояснил Чжаньин. – Этот разговор – он новый. В прошлые два раза я не пытался вас остановить.
– Так откуда же ты знаешь, что в этот раз все пойдет так же, как и в прошлый? – склонил голову Цзинъянь.
– Я... – Чжаньин открыл рот – и тут же захлопнул. – Но...
– Ты пил сегодня достаточно воды? – поинтересовался Цзинъянь, и из его плеч ушло напряжение. – Сегодня жарче, чем обычно, ты должен помнить про обезвоживание. Пойдем, мы потеряли достаточно времени.
– Ваше высочество!.. – попытался вмешаться Чжаньин, но принц, кажется, был глух к дальнейшим мольбам.
– Ты должен понимать, что можно и что нельзя говорить мне, особенно перед лицом моих солдат, – заявил Цзинъянь, задержавшись и окинув Чжаньина взглядом. – Вечером я назначу тебе наказание.
Чжаньин беспомощно склонил голову:
– ...да, ваше высочество
Они без остановки проследовали к полю боя, и все это время Чжаньин держал рот на замке. Однако он ощутил – и подавил это ощущение – свою правоту, когда лянские войска начали оттеснять, и это ощущение лишь усилилось, когда Цзинъянь принял решение приказать им отступать.
– Ваше высочество, пожалуйста! Вы не можете... – Он попытался своей лошадью преградить путь Цзинъяню прежде, чем принц тронулся с места. – Я прошу вас, ваше высочество, умоляю… – взмолился он. – Вы не можете идти туда.
– Чжаньин! – свирепо сощурился Цзинъянь. – Ты просишь меня оставить в опасности собратьев по оружию лишь потому, что, возможно, я погибну? На войне все сражаются на передовой и рискуют жизнью. Ты это знаешь.
– Но это не то же самое! Я точно знаю, что вы погибнете! – выпалил Чжаньин в смятении и расстройстве. Цзинъяня этот выкрик не смягчил; напротив, Чжаньин понял, что разгневал его. – Я отправлюсь вниз и передам всем ваши приказы сам, – быстро вставил он. – Прошу вас, оставайтесь здесь.
– Нет, – отрезал Цзинъянь твердо и без промедления. – И если ты снова будешь иметь наглость об этом заговорить, тебя разжалуют на два звания. Это ясно?
Не дожидаясь его ответа, принц пришпорил коня, проскакав вперед мимо Чжаньина.
– Ваше высочество! – завопил Чжаньин ему вслед и выругался сквозь зубы.
Перед сотником Ченем он извинится в другой жизни. А сейчас Чжаньин двинулся вслед за принцем. Когда бой сделался слишком горяч, он спешился. Цзинъянь был в трех-четырех бу впереди него и пробивался туда, где его солдаты ввязались в безрезультатную рубку с дунхайцами.
В этот раз Чжаньин столкнулся с вражеским командующим первым. Свирепая фигура в пурпурных латах, с широким мечом – таки массивным, что его удар был почти подобен топору. Чжаньину пришлось обороняться обеими руками, когда этот воин на него напал – и, парировав удар его меча, он почувствовал, как вся рука заныла. Он услышал Цзинъяня, выкрикнувшего проклятие прямо у него над ухом – и почувствовал, как тот отталкивает его.
Раньше Чжаньин не думал, что ему может быть еще больнее от того, как умирает Цзинъянь. Но теперь принц рухнул прямо на него, жестко уронив на землю и вышибив дыхание. И через мгновение Чжаньин осознал, что дунхаец выдергивает свой чертов широкий меч из пронзенной груди Цзинъяня и что последний беззвучный выдох боли сорвался с губ того прямо в руках Чжаньина. Чжаньин заморгал, ошеломленный до потери рассудка, не в силах вздохнуть.
В следующий миг голова Цзинъяня слетела с плеч, окатив потоком крови всё, лицо Чжаньина, даже его глаза. Никогда Чжаньин не был так благодарен за собственную смерть хотя бы потому, что мог больше не видеть этой красной пелены.
...
В то самое мгновение, когда Чжаньин заставил себя распахнуть глаза навстречу слепящему солнцу, он сложился пополам, ощутив в горле рвоту с привкусом овсянки, которую съел на завтрак. Обеспокоенный Цзинъянь положил руку ему на плечо – но это вовсе не утешало, напротив, было знаком его близкой, неизбежной смерти. Чжаньин вырывался из рук солдат, которым было приказано доставить его в палатку лекаря, однако безуспешно.
– Жара тебя и вправду доконала, – пробормотал Цзинъянь в ответ на отчаянную мольбу Чжаньина выслушать его. – Отдохни как следует.
– Ваше высочество, пожалуйста, вы не можете... – охрипший голос Чжаньина сорвался, когда двое солдат подняли его и унесли.
Чжаньин томился в лазарете, изнывая от досады; он попытался вернуться на свое место (но безрезультатно, ведь принц Цзин своим личным приказом отправил его к лекарям), попытался уговорить его выпустить, взывал к солдатам, говоря им, что с его высочеством сейчас случится что-то ужасное, но все они встречали его объяснения с еще большим скепсисом, чем принц. В конце концов, Чжаньину пришлось выждать пол-стражи, пока его охранники не сменились, и лишь тогда удалось буквально спастись из лагеря бегством.
Цзинъяня не было на их наблюдательном пункте – и это значило, что принц уже спустился на поле боя. Чжаньин увидел сверху, что лянские солдаты бросились к своему командующему, и это означало неизбежное.
Он упал на колени, весь дрожа.
Он опоздал, да?
Пусть в этот раз он не видел смерть Цзинъяня своими глазами, лучше от этого не стало. Все расплывалось перед его взглядом, звуки доносились как сквозь вату. Увидев генерала Ле на вершине холма, солдаты принца Цзина стали выкрикивать в отчаянии его имя. Их лица были белыми как снег. Но что он мог сделать?
Попытавшись нагнать Цзинъяня, он не успел забрать в лагере свой меч. Оружие было только внизу, на поле боя, среди мертвых тел.
Что он мог?
Он заставил себя схватить ближайший меч и присоединиться к проклятому отступлению – или, скорее, к их последней попытке защититься.
Что он мог?
Даже если события этого дня разворачивались не точно так же, как в прошлый раз, свелось все к одному. Чжаньин пал духом и не сумел сражаться со своей обычной яростью, когда увидел, как генерал Дунхая шагает к нему по полю брани, своей лапищей держа за волосы отрубленную голову принца Цзина,
Он был рад смерти.
...
О боги.
Проклятье.
Гребаное.
Солнце.
На это раз Чжаньин не стал открывать глаз, пока голос Цзинъяня гудел где-то в отдалении.
За восемнадцать повторений одних и тех же событий он испробовал все пришедшие ему в голову способы избежать ужасного финала. Начиналось все каждый раз с того, что Цзинъянь договаривал свою речь, поэтому у Чжаньина было совсем немного времени, чтобы спланировать бой или отложить развертывание их боевых порядков.
Он умолял Цзинъяня – просто словами и на коленях, любыми самыми дерзкими способами, но тот слушал его лишь до того момента, пока не решал, что Чжаньин пытается ему указывать. Он пробовал взять с собою в бой лук и самому перестрелять лучников. Он пытался усилить охрану вокруг Цзинъяня, негласно отдав солдатам приказ, чтобы они сильнее всего обороняли именно принца. Он пытался расставить прикрытие вокруг Цзинъяня во время того поединка на мечах – но всегда обнаруживался еще один замаскированный лучник. Он пытался эффективнее выстроить отряд или предложить лучшую тактику отступления...
Один раз он решил сделать отступление не скрытым, а резким и быстрым, протрубив сигнал тревоги, чтобы Цзинъянь не спустился на поле боя. В результате этой ошибки воцарился хаос, солдаты запаниковали, что сейчас их всех перебьют, и Чжаньин навеки запомнил тот потрясенный взгляд, которым уставился на него Цзинъянь, взгляд, говорящий: «Разве я этому тебя учил?» И это все равно не помогло, потому что под конец дунхайцы ворвались в их лагерь и зарубили Цзинъяня прямо там.
Как же он устал!
Не было смысла пытаться кого-то убедить – никто ему не верил, и даже если репутация Чжаньина говорила в его пользу и порождала у них сомнения, от витка к витку у них не оставалось никаких доказательств его правоты.
На это раз Чжаньин поступил совсем не в своем характере. Он, не поколебавшись ни мгновения, обратился к Цзинъяню, едва тот сделал первый шаг:
– Ваше высочество, я неважно себя чувствую. Прошу вашего разрешения остаться в лагере.
Его просьба явно застала Цзинъяня врасплох, ведь в последний раз Чжаньин признал свое недомогание, когда упал без сознания у дверей его кабинета, поскольку три дня подряд переносил лихорадку на ногах и все равно решил заступить на своей пост.
– Это все жара, да? – Цзинъянь сощурился и кивнул. – Сходи навести лекаря Ли.
– Я... я... прошу прощения, ваше высочество, – повинился Чжаньин, действительно чувствовавший себя виноватым
– Иди и не беспокойся. Отдохни как следует, – распорядился Цзинъянь, и, помолчав, прибавил: – Нужно, чтобы кто-нибудь помог тебе дойти?
Чжаньин решительно отказался, и Цзинъянь ушел.
Чжаньин вернулся в лагерь и засел в своей собственной палатке, однако его беспокойство от минуты к минуте только росло. Не важно ведь, пойдет он в бой или останется: результат всегда оказывался одним и тем же. Он устал от попыток что-либо сделать, на этот раз он просто не станет делать ничего…
Это оказалось тяжелей, чем он предполагал.
Меньше, чем через час, его охватила нервозность. Никогда прежде он не лгал Цзинъяню – но ложь оказалась такой легкой, слова сами сорвались с языка! Цзинъянь даже не переспросил, уверен ли он; принц верил ему на слово. А Чжаньин, его доверенный генерал Ле Чжаньин, решил сидеть в лагере и даже не попытаться спасти Цзинъяня от смерти, потому что пошел на поводу у чувства жалости к себе?
Нет, он так не мог. Надев шлем, он помчался к загону с лошадьми, не обращая внимания на то, как молодые новобранцы (слишком молодые, чтобы сражаться), озадаченно и беспокойно окликают его, все ли с ним в порядке.
Какой уж там порядок, гуй его побери!
Он был трусом и предателем, он решил подвести Цзинъяня лишь потому, что устал и сдался.
Чжаньин влетел на наблюдательный пункт на холме на всем скаку – и сам не знал, на что он надеялся. Может быть на то, что на это раз Цзинъянь останется на этом проклятом холме, а не поскачет в бой, как и положено такому достойному командиру, как он.
Разумеется, на этот раз все произошло, как и всегда.
Оказавшись на месте, Чжаньин медленно выдохнул. Он видел, как войска Дунхая безжалостно оттесняют лянцев, вторгаются на их плацдарм. Армия Цзина едва держалась. Самого Цзинъяня нигде не было видно – может, он уже погиб? И бежать отсюда было некуда.
Он почувствовал еще горшую вину, чем обычно. Если бы он был со всеми в бою, он, быть может, сделал бы... хоть что-то. Что-то иное. Он мог быть здесь, чтобы попытаться изменить судьбу Цзинъяня. Он бросил своего принца – намеренно и сознательно. В первый раз в жизни – но и одного раза было достаточно.
Он не заслуживал того, чтобы жить.
В следующие двадцать ударов сердца он уже ворвался в сражение и буквально силой выволок оттуда Цзинъяня. Скорее всего, его обвинят в предательской непочтительности, может быть, даже в измене, но пока он ухитрялся тащить раненого (но живого!) Цзинъяня к границе, поодаль от лагеря.
Цзинъянь стонал и ругался на него, но рана в его боку была слишком глубока, чтобы он мог идти сам. Чжаньин и так вычерпал весь свой запас сил и везения, как можно раньше вытащив своего принца из поединка с дунхайским воином. И понимал, что за последние четверть стражи Цзинъянь в нем глубоко и основательно разочаровался.
Чжаньин слушал его негодующие речи вполуха. Ему было не до разговоров – он отчаянно искал и не мог найти для Цзинъяня безопасного укрытия. Чжаньин бросил всех солдат принца Цзина умирать, пожертвовав ими, чтобы увести самого принца от опасности – и сам не был уверен, удалось ли ему это. Поблизости протекал ручеек, но в остальном равнина была плоской, и здесь не было места, чтобы спрятаться. Он опустил Цзинъяня у воды, оторвал лоскут ткани и попытался смыть кровь, обильно заливавшую тому живот.
Цзинъянь гневно отпихнул его руку.
– Я... я думал, что знаю тебя, Чжаньин! – выдавил он сквозь зубы, с горящим взглядом. – А ты... ты бросил их всех там на смерть...
– И сделал бы это снова, – ответил Чжаньин без выражения. – И снова, чтобы спасти вас.
Он стиснул зубы, силой отодвигая руку Цзинъяня. Никогда он не прикасался к принцу подобным образом, никогда не вел себя с ним так бесцеремонно, не отвечал ему вот так, но... его сейчас заботило только одно: спасти Цзинъяня на этот раз.
Хоть раз. О боги, всего лишь раз.
– Ты зря теряешь время, – выдохнул Цзинъянь с усилием. Лицо его было бледным, из угла рта побежала струйка крови. – Возвращайся и... и организуй отступление. Вместе с остальными. Иди.
– Без вас – не пойду, – твердо и негромко проговорил Чжаньин, вглядываясь в кровавое месиво раны.
– Я сказал... иди! – Цзинъянь покачал головой. Казалось, свирепый взгляд выжал из него последние силы. – Я тебе приказываю. Если... в тебе осталось хоть немного верности мне... иди.
– Не пойду! – отрезал Чжаньин, ощущая, как от жгучей досады на глаза наворачиваются слезу. – Я не собираюсь снова позволить вам умереть!
Его руки тряслись настолько, что он никак не мог должным образом приложить повязку из этого дурацкого куска ткани к ране. Он сам себя обманывал, должно быть. Цзинъянь потерял столько крови! У Чжаньина с собой не было ни лекарств, ни игл с шелком. Не разжечь огня, не напоить, не спрятать... Какая уж тут безопасность. Дунхайцы отыщут их через четверть часа, не позже.
– Чжаньин... – пробормотал Цзинъянь, слабо стискивая его руку. – Чжаньин... ты ведь еще можешь сделать все как надо. – Он сглотнул. – Возвращайся. Нельзя бросать... остальных.
Чжаньин втянул воздух – и расплакался. Горячие слезы беспрепятственно текли по его лицу.
– Нет, не могу, не могу, – всхлипывал он, давясь воздухом. – Ваше высочество, я не могу... я не могу так больше... – бормотал он. – Я не знаю, как мне еще поступить! Я перепробовал столько... столько всего разного, и ничего не срабатывает. Я не могу спасти вас. Ни разу не смог.
Цзинъянь смотрел на него молча, и гнев на его лице смягчился.
– Ты и не должен, – выдохнул принц после долгой паузы. – Все, что ты должен, – спасти остальных.
Никогда Чжаньин не чувствовал себя так мерзко.
– Нет. Моя забота – только вы, – признался он тихим рваным шепотом, и слезы полились еще сильней. – Я люблю вас, – договорил он, хоть и знал, что это бесполезно. – Всегда, всегда любил вас, и я… – Его голос дрогнул. – П-простите меня, прошу вас. Я знаю, что это не мое место, рядом с вами. Но не оставлю вас до конца.
– Ох, Чжаньин, – выговорил Цзинъянь. Его голос хрипел, он выглядел... измученным. – Тогда не мог бы ты сделать одну последнюю вещь... для меня? Спасти… остальных.
Может, иной раз Чжаньин бы исполнил его последнее желание. Но не сейчас.
– Нет. Не могу, – ответил он, прижимая Цзинъяня к себе крепче. – Я эгоист, ваше высочество.
Дунхайские солдаты отыскали их меньше чем через десять минут. Цзинъянь уже испустил свой последний вздох. Чжаньин нащупал свой меч, и вонзить его себе в сердце оказалось проще всего.
...
Первым делом Чжаньин сделал шаг в сторону, уходя с яростного солнца. Один-два солдата отвлеклись на его движение, но Цзинъянь, стоящий к нему спиной, не сбился в своей речи.
Чжаньин замер лишь на долю секунды, прежде чем принял решение. Принц остановился на полуслове при его приближении.
– Ваше высочество, – обратился к нему Чжаньин. Цзинъянь ответил ему вопросительным, напряженным взглядом, ожидая, что же он скажет. – Вы этого потом не вспомните, но я все равно приношу свои извинения.
Чжаньин всегда считал, что его принц поистине сделан из стали, но на этот раз он, напротив, ощущал себя крепче и сильнее Цзинъяня. Он сделал последние два шага и прижался своими губами к его. На мгновение, не дольше, затем он отступил. Он так и не узнал, отшвырнул бы его Цзинъянь или нет, если бы этот поцелуй продлился еще немного – но его смелости хватило только на это.
Короткий поцелуй. Которого хватило.
Цзинъянь смотрел на него расширенными от потрясения глазами, так, словно не понимал, как ему быть. Солдаты, весь их отряд, застыли, разинув рот, невольно – и неосознанно – сбившись теснее. Одни – и их было большинство – смотрели на Чжаньина, как на бесповоротно спятившего, другие точно ждали, что он сейчас падет на колени и уткнется лбом в пыль, вымаливая себе жизнь. И те, и другие равно напряглись, когда Цзинъянь заговорил:
– Чжаньин!.. – и Чжаньин бесстыдно отметил, что тот сейчас коснулся пальцами губ, смущенный. – На колени.
Голос принца был ровным.
Чжаньин на мгновение подумал проигнорировать приказ, но опустился на землю, сложив ладони.
– Ваше высочество.
– Ты понимаешь, что за... это... тебя могут казнить? – спросил Цзинъянь.
– Да.
Вид у Цзинъяня сделался еще более озадаченным.
– Так почему ты это сделал?
– Я вас люблю, – ответил Чжаньин почти бесстрастно, хотя чувствовал, что глаза его обжигают слезы.
Над строем солдат поднялся тихий ропот – и быстро смолк под взглядом принца Цзина. Было очевидно, что Цзинъянь сейчас безнадежно пытается решить, как ему поступить со своим заместителем, который внезапно сломался самым позорным образом.
– Уведите его, – наконец приказал он нескольким солдатам, отвернувшись от Чжаньина. И пробормотал себе под нос: – Перегрелся на солнце, должно быть!
Чжаньин без единого слова позволил братьям-солдатам отконвоировать себя в палатку, где стояли клетки для пленников. Однако они не завели его в одну из этих клеток – напротив, с озадаченным видом втолкнув Ле Чжаньина в палатку, они сами остались снаружи.
– Нам что, посадить генерала Ле в клетку? – шепнул один другому. – Или что нам с ним делать?
– Я не знаю, – так же встревоженно отозвался второй. – Его высочество ничего не приказал!
– Так иди и спроси!
– Сам иди и спроси! – прошипел первый. – Я даже не знаю, разозлился ли его высочество из-за… ну, этого. – Пауза. – А ты сам как думаешь?
– Что думаю?
– Что генерал Ле... Ну... Ну, это.
– Генерал Ле вас слышит, – громко напомнил им Чжаньин, и ему пришлось скрыть улыбку, когда он увидел, как две тени на стенке палатки вытянулись по стойке смирно.
– Виноват, господин! – выкрикнул один из них,
– Он преступник, зачем ты перед ним извиняешься? – быстро прошипел ему второй.
– Он ведь не заперт пока как должно, верно? – проворчал первый. – А если его отпустят, ты что, хочешь стоять ночную стражу весь год подряд?
Чжаньин приподнял бровь. Он и не думал, что ночная стража – настолько ужасная вещь, что считается худшим наказанием из всех, что были в его распоряжении. Но продумать эту мысль дальше он не успел – услышал, как стражи у палатки лязгнули доспехами, вытягиваясь, и выкрикнули титул принца Цзина. Чжаньина удивило, что тот вообще пришел, – если честно, он не додумывал последствия своей маленькой шутки так далеко.
– Отдай мне свой меч, – произнес вошедший Цзинъянь ровно, прежде чем Чжаньин успел подумать о должном воинском приветствии.
Он повиновался без вопросов. Цзинъянь принял оружие и, взяв меч за рукоять, слегка вытянул его из ножен.
– Я вручил его тебе, когда назначил своим заместителем.
– Да, – ответил Чжаньин.
– Тебе следовало хорошенько подумать, прежде чем делать то, что ты сделал.
Чжаньин посмотрел на свои пустые руки.
– Да.
– Почему именно сейчас? – поинтересовался Цзинъянь после недолгого молчания. – Почему ты предпочел сделать это именно сейчас, перед боем? Рассчитывал, что я буду снисходителен, потому что на поле боя мне нужны все люди?
– Нет, – ответил Чжаньин, все еще не поднимая взгляда. – Я сделал это потому, что неважно, что именно я сделаю.
– Что неважно? – переспросил Цзинъянь, и в его голосе звякнул металл. Он договорил свирепо: – Твоя жизнь?
Тогда Чжаньин поднял глаза.
– Это, – он сделал беспомощный жест, понимая, что никогда не вел себя с Цзинъянем настолько дерзко. – Вы не будете помнить, что я признался вам в любви. Что я поцеловал вас.
– Ты хочешь сказать... – начал Цзинъянь бесстрастно и тут же наморщил лоб. – Что-что ты хочешь сказать? Почему это я не вспомню?
– К концу этого дня и вы, и я будем мертвы, – ответил Чжаньин. – А затем я приду в себя, и это снова будет все тот же день. Сегодняшний. И мы снова умрем, и я снова открою глаза. Я проходил через этот день снова и снова, много раз. – Он видел, что Цзинъянь воистину хватается за соломинку, только бы ему поверить. – Я помню все, но только я один.
– Ты уже поступал так прежде? – Цзинъянь решил начать с конца.
– Нет, я... поцеловал я вас впервые.
– Так значит, – Цзинъянь моргнул, – этот раз будет другим.
Чжаньину захотелось громко застонать от досады.
– Это не бывает совсем одинаково! Разные события, в зависимости от того, как поступаю я. Но конец всегда один. Вы умираете. И я тоже. Что бы я ни делал.
Выражение подозрения с лица Цзинъяня все еще не исчезло.
– А ты никогда не пытался рассказать мне об этом?
– Разумеется, пытался! – чуть ли не рявкнул Чжаньин. – А вы мне так и не поверили. Каждый раз говорили, что, мол, это я перегрелся на солнце.
– А ты не перегрелся?
– Нет! – Чжаньин уже готов был начать орать, но успел взять себя в руки и глубоко вздохнул. – Я знаю, что именно я пережил. И с меня довольно. Ваше высочество, всякий раз я делал все, что мог, только бы спасти вас. Но я устал. – Он вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. – Я устал скрывать свои чувства к вам, если каждый раз от этого мне только больно. Если... если остаток вечности мне суждено смотреть, как вы умираете снова и снова, тогда...
– ...ты хотя бы получишь то, что можешь получить? – договорил Цзинъянь.
Чжаньин кивнул.
Цзинъянь разглядывал его тщательно, обходя вокруг с его мечом в руках.
– Ты не тот Чжаньин, которого я знаю, – наконец произнес он размеренно. – Но кем ты еще можешь быть, я тоже не знаю. – Он вздохнул. – Расскажи мне, как я умираю.
Чжаньин рассказал ему все, что смог вспомнить. Он, наверное, прошел по этой адской петле раз тридцать. Целый месяц он проживал один и тот же день с одним и тем же финалом. Иногда он закалывал себя сам прежде, чем все бывало кончено, потому что испытывать это ему было невыносимо. Отчаяние прибывало и отступало. Наконец он смирился, что его каждый раз тащит по этой петле. Единственное, что помогало ему вынести происходящее, – утешение, что в следующем круге Цзинъянь снова окажется жив.
Чжаньин заморгал, когда в его руку ткнулась рукоять его собственного меча, и в смятении уставился на Цзинъяня.
– Бери, – приказал тот коротко. – Мы выходим.
– Ваше высочество! – У Чжаньина аж губы затряслись. Цзинъянь все равно решил идти в бой, как ни доказывал он и не убеждал битых четверть стражи, почему этого делать не следует. – Я прошу вас...
– Я тебе верю, – твердо произнес Цзинъянь. – И ты доверься мне.
Чжаньин вцепился в свое оружие дрожащими пальцами. Они вышли с опозданием – и Цзинъянь повел его куда всегда, но не ускорил шаг, чтобы наверстать время. Солдаты сходили с ума от любопытства, видя Чжаньина не арестованным, а верхом на лошади бок о бок с принцем. Шепотки о том, что же могло случиться в палатке, гуляли тут и там, хотя до слуха командующих не доносились.
Когда они достигли наблюдательного пункта на холме, Цзинъянь подозвал к себе сотников и десятников и отдал им какие-то приказы. Войска направились вниз, но Цзинъянь остался на холме, и Чжаньин рядом с ним.
Битва разворачивалась почти как всегда. Были небольшие отличия в построении их войск, но главное оставалось неизменным: те сражались, пытаясь удержать позиции. Чжаньин покрепче стиснул поводья своего коня, готовый любой ценой не пустить Цзинъяня вниз, в сражение.
Прошло еще немного времени. Цзинъянь не сдвинулся ни на чи, напротив, он спокойно наблюдал за ходом сражения. Их отряды слегка откатились назад, потом и еще, и еще; это было почти отступление, но организованное.
– Вы заранее отдали приказ, – наконец-то сообразил Чжаньин. Он увидел, как Цзинъянь разворачивает какой-то сверток, который привез с собой.
Это был большой лук – массивный, прекрасный, ростом чуть ли не выше самого Цзинъяня. Оружие, каким принц редко пользовался в бою: ведь зачастую именно он возглавлял атаку, а это не позиция для лучника.
– Как ты сказал, ловушка поставлена на меня, – заговорил Цзинъянь, накладывая стрелу на тетиву. – Значит, он придет.
Фигура Цзинъяня была неподвижной, но напряженной. Там, внизу, умирали его люди, и Чжаньин знал, что Цзинъянь всей душой стремится к ним на помощь. Но они оставались на месте, и вскоре между рядами солдат мелькнуло пятно пурпурной брони. Дунхайского командующего окружало пятеро лучников. Они замерли, увидев Цзинъяня на холме, но в то же мгновение тот выпустил свою первую стрелу, и один из лучников упал.
Чжаньин лишь тогда заметил, что задерживал дыхание, когда судорожно выдохнул. Итак, осталось четверо стрелков и воин-мечник. На таком расстоянии у Цзинъяня было преимущество в дальнобойности, зато он скоро сделается для нападающих неподвижной мишенью, если не остановить их вовремя.
– Ваше высочество, – выдохнул Чжаньин в предвкушении, – я разберусь с лучниками, а вы возьмите на себя командующего.
Цзинъянь едва кивнул, уже накладывая на лук вторую длинную стрелу. Чжаньин послал свою лошадь вниз по склону, натягивая собственный лук. Он никогда не был слишком метким стрелком, а целиться в движении было еще сложнее, Но лучники растерялись, целиться ли им в принца или в него, и в этой суматохе еще двое из них пали мертвыми.
Хотя командующий Дунхая все так же двигался вперед, твердо и бестрепетно. Чжаньин попытался атаковать его, но двое оставшихся лучников преградили ему дорогу. Лошади врезались друг в друга, упали; Чжаньину удалось откатиться в сторону, чтобы не оказаться придавленным мертвой тушей, как один из солдат, зато второй чиркнул по нему острием меча. А воин в пурпуре опасно быстро поднимался по склону холма наверх, к Цзинъяню. Цзинъянь выпустил еще одну стрелу, но тот ее отбил.
Ох, трижды трепаные гуи!
Они были близко. Так близко.
В ярости Чжаньин набросился на того дунхайца, который пытался его зарубить, попросту зажал ему локтем шею и пырнул мечом в живот. Лук! Задыхаясь, Чжаньин оглядывался в поисках лука. Его собственный сломался, когда упала лошадь, но вражеский лежал всего в нескольких шагах поодаль. Он сцапал первую попавшуюся целую стрелу и наложил на тетиву.
Не слишком ли он сейчас далеко? Непонятно.
Цзинъянь был вынужден достать меч, но пока не спешился. Он еще мог попытаться спастись бегством, если бы пожелал. Но Чжаньин прекрасно знал, что тот никогда так не поступит.
Он вдохнул, задержал дыхание.
Пальцы прижались к щеке. Он отчаянно старался удержать поднятую руку неподвижной. Воин Дунхая был у него на прицеле. Просвет свободен. Он сможет сделать это.
Только один раз.
Стрела сорвалась с тетивы, и издалека он расслышал удар и громкий стон. Он увидел, как фигура в пурпурных доспехах пошатнулась, когда в нее вонзилась стрела – о боги, о демоны, он сделал это...
Одновременно он ощутил резкую боль под лопаткой. Полуобернувшись, он увидел, как дунхайский лучник, придавленный упавшей лошадью, сплевывает кровь и прожигает его взглядом. Вытянутая рука дунхайца разжалась и упала в грязь. И Чжаньин понял, что эта рука только что метнула в него кинжал, лишь в то мгновение, когда упал на колени, скорчился и кровь хлынула у него изо рта.
Ох, только не снова...
Но ведь Цзинъянь выжил на этот раз, верно?
Чжаньину не хватало сил даже поднять голову, чтобы убедиться в этом.
Значит, этот раз считается.
Должен считаться
...
– Мр-ф... – выдавил стон Чжаньин, отворачиваясь от яркого света.
Почему всё всегда начинается с того, что солнце светит ему в лицо? Он вытянул шею в поисках хоть клочка тени – только шею, потому что ног не чувствовал. И рук. Да и всего прочего тела, если на то пошло. Он вздохнул с облегчением, когда слепящий свет померк.
– Так лучше? – прозвучал над его головой успокаивающий голос.
Чжаньин согласно хрюкнул и пришел в себя. Понадобилось ещё три удара сердца на то, чтобы резко распахнуть глаза и обнаружить, что он обмотан белым полотном в несколько слоев и лежит на лазаретной койке. Цзинъянь с обеспокоенным видом маячил поблизости.
– В-ваше в-высочество – выдавил Чжаньин перехваченным голосом. – Я... я... – заговорил он и осекся. – А где я?
– В лекарской палатке, – ответил Цзинъянь, и только теперь Чжаньин осознал, что на том нет брони поверх обычных одежд. – Ты был ранен. Три дня пролежал без сознания.
Принц помог ему усесться в подушках. За спиной Цзинъяня кипела энергичная деятельность – кто-то кипятил жидкости, кто-то растирал порошки. Но из людей Чжаньин не узнавал никого, кроме их отрядного лекаря.
– Я привел сюда несколько целителей из ближайшего поселения, – объяснил принц, заметив, куда Чжаньин всматривается. – Ты был в слишком скверном состоянии, чтобы тебя перемещать.
– А-а, – только и смог ответить он,
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Цзинъянь, передавая Чжаньину чашку с водой, которую ему только что вручили.
– Ничего не чувствую, – признался Чжаньин, жадно выхлебав прохладную воду.
– На твои раны положили толстым слоем припарку, снимающую боль, – кивнул принц Цзин, забирая у него опустевшую чашку.
Чжаньин ответил «угу» – что еще он мог сказать? Он посмотрел на Цзинъяня, вопросительно склонившего голову, потом обратил внимание, как близко к его постели тот сидит. Осознание медленно накрыло Чжаньина, он прикусил губу, отчаянно вытаращился...
– Ваше высочество, – выговорил он заплетающимся языком. – Что случилось?
– А что ты помнишь? – мягко ответил тот вопросом на вопрос.
– Приграничный бой. Командующий дунхайцев, лучники. Они пришли за вами.
Цзинъянь кивнул. Чжаньин задержал дыхание.
– Все... закончилось? – выговорил он в изумлении. – Сегодня... следующий день?
– Если быть точным, прошло целых три дня, пока ты лежал без чувств – ответил Цзинъянь, на губах которого играла легкая улыбка. – Ты что-нибудь еще помнишь?
Чжаньин покраснел от того, что, говоря это, Цзинъянь положил руку ему на ладонь. Ничуть не случайно – потому что тот пристально наблюдал, как он среагирует. Чжаньин попытался сглотнуть и в приступе стыда вжался глубже в кровать.
– Я, я... сделал нечто... недопустимое, – пробормотал Чжаньин. Он мазнул быстрым взглядом по остальным обитателям палатки – нет, все как один хранили каменные физиономии, не замечая ошеломляющей неловкости его положения. – Я... мне нет оправданий.
– Хм, – согласился Цзинъянь. – На поле боя ты отдавал мне приказы. Мне надо будет подумать, какого наказания заслуживает эта дерзость.
– Я... я не... – Чжаньин ухватил за хвост ускользающую память и понял, что действительно отдал Цзинъяню приказ сосредоточиться на дунхайском воине. – Я... я заслуживаю любого наказания, которое вы сочтете уместным, – выговорил он наконец.
– А еще что? – надавил Цзинъянь.
– Еще?..
– Что еще ты помнишь? – уточнил тот.
Принц уже открыто держал его за руку, переплетя с ним пальцы. Чжаньин не мог отвести от них взгляда, кровь тяжело билась у него в ушах. Он разомкнул губы в отчаянной попытке глотнуть воздуха, грудь его стиснуло, он дрожал.
Не мог же Цзинъянь сам захотеть...
– Я сказал, что люблю вас, – признался Чжаньин едва слышным шепотом.
Лекари в палатке все еще оставались полностью глухи к их разговору.
– И любишь до сих пор? – взгляд Цзинъяня был серьезен.
– ... всегда.
Цзинъянь внезапно отобрал у него руку. Лицо Чжаньина одновременно вспыхнуло жаром и застыло льдом. От него потребовалась вся его смелость, чтобы вынести это разочарование, но тут тот взял его двумя пальцами за подбородок и заставил поднять лицо.
Цзинъянь смотрел на него и улыбался.
– Ох, Чжаньин, – пробормотал он и поцеловал его у всех на глазах.
@темы: слэш, ФБ, перевод, Сяо Цзинъянь, Ле Чжаньин
-
-
20.10.2019 в 15:48-
-
10.12.2019 в 10:27Спасибо вам большое, что дали возможность прочесть работу. И, как всегда, ни единого намека на то, что эта работа переводная, абсолютно гладкий текст)
-
-
10.12.2019 в 11:04Меня именно поэтому этот текст так необычайно захватил - персоной Ле Чжаньина. Преданность, самоотверженность, любовь, отчаяние, храбрость, горе. Тридцать попыток подряд. Оно не могло не закончиться успехом, в это просто веришь.